О животных
В повседневной жизни христианину нередко приходится сталкиваться с различными проявлениями ложных верований — нас атакуют сектанты всех пород и мастей, предлагают свои услуги оккультисты-целители, под предлогом распространения очередной «самой передовой» формы духовности кто-то стремится навязать нам идею непременного процветания рода человеческого, которое грозит наступить со дня на день, веру в безграничные возможности человека и прогресс и т. д. и т. п.
К числу подобного рода бессмысленных и ложных верований относятся суеверия, связанные каким-либо образом с животным миром, окружающим человека, — начиная от самых разнообразных примет (нередко прямо противоречащих друг другу) и заканчивая использованием животных в культовой (религиозной) практике и прямым обожествлением некоторых из них.
Можно с уверенностью сказать, отмечает историк Н. Козынцева, что такие суеверия на самом деле являются отголосками очень древних верований, пережитками, возможно, одними из самых ранних религиозных представлений человечества. В сильно трансформированной форме они дожили и до наших дней, Конечно, по прошествии многих тысяч лет со времени их появления современным людям эти пережитки и непонятны, и нередко представляются чем-то забавным, и уж точно мало кто знает их первоначальное значение и истинные причины появления. Изменившись до неузнаваемости, многие подобные представления сохранили, тем не менее, важные черты, по которым ученые (историки, археологи, этнографы, фольклористы) воссоздают религиозную картину жизни древних людей. Эти представления оказались очень устойчивыми и, смешиваясь с более поздними верованиями и изменяясь, проявляют себя в наши дни в форме суеверий.
Самые ранние формы религиозных представлений, связанных с животным миром и природой вообще, появились в эпоху первобытности, Когда еще не было на земле самых древних государств и городов, когда люди еще не научились обрабатывать металл и делать из него инструменты, еще не была изобретена простейшая посуда, а человек питался лишь тем, что с помощью простых каменных орудий мог добыть в природе, — мясом убитых животных и дикими растениями, — уже в ту далекую пору возникает своеобразная система представлений, называемая учеными тотемизмом. Небольшие группки людей (в основном родственников), проживающие на определенной территории и полностью зависящие от условий этой местности, осознавали себя частью окружающего мира. В этом мире были они, люди, были животные — основной источник пищи и шкур для одежды, и были растения. Вся жизнь этих древних людей строилась вокруг охоты, животные становятся олицетворением блага и самой жизни общины. Появляется вера в то, что животные способны понимать человеческую речь, они похожи на людей и даже когда-то тоже были людьми, что они являются предками, родоначальниками этого маленького человеческого коллектива (рода). Такое животное — родоначальник назывался «тотем». К нему относились с особым уважением, его запрещалось использовать в пищу (только в ритуальных целях), оно считалось священным, своеобразным покровителем рода, однако это еще не было обожествлением животного. Наряду с мифами о тотемах существовали различные обряды, направленные на поддержание изобилия промысловых животных. В них широко использовались животные и их изображения — так появились многочисленные рисунки диких зверей и птиц на стенах пещер, которые считают первыми святилищами.
Со временем эти представления перерастают в убежденность, что животные — не только предки тех или иных родов, но и боги. Поклонение Животным как богам называется зоолатрией. Древние люди, не имеющие обоснованных научных представлений о мире, осмысляли все, что их окружает, в мифологических категориях, Современный человек под словом «миф» подразумевает сказку, в которой чаще всего рассказывается о неправдоподобных, фантастических событиях. Однако древние люди были уверены, что все, о чем рассказывает миф, было в действительности (пусть даже и «в незапамятные времена»). И вот в таких мифах, например, о происхождении вселенной, животные предстают как творцы Земли и всего мира, а нередко и в образе культурных героев, которые не только творят вселенную, но и учат первых людей полезным навыкам, ремеслам и т.д.[1]
Приблизительно 8 тысяч лет назад в Междуречье на Среднем Востоке начался постепенный процесс смены образа человеческой жизни от кочевого охотника до оседлого земледельца. Рядом с человеком прочно занимают свое место животные. Домашние, сельскохозяйственные, вьючные животные сопровождают человека при переходе от одного образа жизни к другому, При новом образе жизни, например, незаменимые помощники скотоводов — рабочие собаки должны были цениться все больше. Приблизительно в это время кошки также стали свободными спутниками человека, Дома, хлева и зернохранилища создали новую экологическую нишу, которая быстро была занята мышами и прочими мелкими грызунами — любимой добычей небольших диких представителей семейства кошачьих. Кошек, которые появились в человеческих поселениях вслед за этими грызунами, люди, должно быть, не просто терпели, но и поощряли. Ведь кошки оказались столь незаменимыми в избавлении дома от назойливых вредителей.
В некоторых древних цивилизациях собаки тоже имели культовое значение, как правило, связанное со смертью и погребальными ритуалами. В некоторых случаях умершие отдавались на съедение собакам, поскольку для достижения жизни после смерти считалось необходимым, чтобы душа покойника прошла через собаку. Такие ранние ассоциации между собакой и смертью постепенно трансформировались в верования о том, что собака может уберечь от смерти или предотвратить ее. В Древней Греции собак держали в целительных храмах — считалось, что они помогают лекарям исцелять заболевания[2].
Жители Древнего Востока, в частности израильтяне-скотоводы, ценили домашних животных, которые были критерием достатка и благополучия, однако, следуя Закону, не обожествляли их. Кто-то может указать на то, что «даже в Библии сохранились» следы подобного отношения к ним. При этом, в основном, указывают на известный эпизод поклонения золотому тельцу (Втор.9:16) или медному змею (4Цар.18:4), а также на хранение некоторыми представителями израильского племени маленьких домашних идолов (Быт.31:19, 32). Однако все эти сюжеты описаны в Библии как примеры неподобающего поклонения твари вместо Творца. Тем более это относилось к человеку из избранного Богом народа. «Я Господь, Бог твой… да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им…» (Исх.20:2–5). За исполнением этой божественной заповеди следили строго, отчего в среде израильского народа не получила распространения традиция наделения животных божественными свойствами, хорошо известная в древнем мире[3].
«Праведный печется и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко» (Притч.12:10) — учит царь Соломон, распространяя нравственные нормы на все живое. Поэтому само любовь к животным Библия нередко ставила примером любви к ближним. На этих примерах основаны многие евангельские притчи и поучения Господа Иисуса Христа: «Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит?» (Мф.12:11); «Если у кого из вас осел или вол упадет в колодезь, не тот час ли вытащит его в субботу?» (Лк.14:5); «Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью и, придя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною, я нашел мою пропавшую овцу» (Лк.15:4–6),
Овца, в глазах евреев, обладала как раз тем характером, которому они весьма симпатизировали, видя в нем идеал образцового поведения человека. Она была символом кротости, невинности, покорности, доброты, миролюбия. Таким пророк Исаия видит образ грядущего Христа: «…как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис.53:7).
Довольно своеобразно были устроены некоторые загоны для овец и овчарни. Отсутствие дверей как таковых и относительно узкий проход внутрь овчарни помогают нам лучше осознать некоторые аллегории Иисусовых проповедей: «…Истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам» (Ин.10:7). А что действительно являлось дверью в этих строениях без окон и дверей? После подсчета и ухода за овцами пастух ложился в дверном проходе, становясь сам собой как бы живой дверью, и всякий, кто хотел проникнуть в овчарню, мог пройти только через него. «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам: ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их; и когда выведет своих овец, идет пред ними, а овцы за ним идут, потому что знают голос его; за чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса» (Ин.10:1–5). «Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их. Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить; Я пришел для того, чтоб имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец; а наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка и оставляет овец и бежит, и волк расхищает овец и разгоняет их; а наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый, и знаю Моих, и Мои знают Меня: как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца, и жизнь мою полагаю за овец. Есть у меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привесть: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Ин.10:8–16)[4]
С началом христианской эры изменяется и отношение к тварному миру, окружающей природе. Принесение божественного поклонения животным в основном меняется в русле христианского учения — человек как владыка природы призван заботиться обо всем творении Божием, в том числе и о животных. Достигая своей высшей цели — уподобления Богу и обожения, — человек способен обновить и усовершенствовать окружающий мир, потерявший гармонию и благоустройство вследствие Адамова грехопадения, Это отношение выражено словами апостола Павла: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим.8:19–22)[5].
И св. Григорий Нисский разделяет эту мысль и говорит («О сотворении человека»), что человек — в центре мира, что он — его хозяин. Бог недаром приготовил красивый космос, а затем уже создал человека: солнце, воздух, звезды должны служить человеку. И Бог дал ему в помощь животных. При этом устроил так, что человек и животные подходят друг к другу, образуют один «микромир». Человек достаточно высок, чтобы пользоваться конем, он гол, но может брать шерсть у овцы и т. д. В основе экологического мышления св. Григория Нисского — своеобразный антропоцентризм: человек — центр мира, но смысл его царственности — в его несовершенстве. Значит, человек должен смирять себя, потому что он уже смирен самим Богом.
«Когда пал Адам, — говорит св. Макарий Великий, — и умер для Бога, сожалел о нем Творец. Ангелы, все силы, небеса, земля, все твари оплакивали смерть и падение его. Ибо твари видели, что данный им в царя — стал рабом сопротивной лукавой тьмы» (Добротолюбие, т. 1). «Представь себе царя, у которого есть достояние и подвластные ему служители готовы к услугам: и случилось, что взяли и отвели его в плен враги. Как скоро он взят и отведен, необходимо служителям и приспешникам его следовать за ним же… А таким образом по его пленении пленена уже с ним вместе служащая и покорствующая ему тварь: потому что через него воцарилась смерть над всякой душою и так изгладила весь Адамов образ, что люди изменились и дошли до поклонения демонам» (Добротолюбие, т. 1).
В книге Бытия (1:29–30) рассказывается о пище, которую Бог изначально завещал людям и животным. Можно заметить, что как человеку не завещается вкушать мясо, так и среди животных нет еще разделения на хищных и нехищных. И лишь с грехопадением человека появляется, вероятно, это разделение.
В пророчестве Исайи, где говорится о грядущем Царстве, это разделение снова снимается: «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть солому». В том же пророчестве говорится об исчезновении недоверия человека к живому и живого к человеку: «И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на святой горе Моей… (Ис.11:6)[6]
Английский христианский философ К. Льюис писал: «Человека можно понять лишь в его отношении к Богу. Животных же следует понимать лишь в их отношении к человеку и, через человека, к Богу. Здесь нам следует принять меры предосторожности против одного из не переваренных комков атеистического мировоззрения, которое часто сохраняется в сознании современных верующих. Атеисты, конечно же, считают сосуществование человека и других животных всего лишь побочным результатом взаимодействия биологических факторов, а укрощение животного человеком — чисто произвольным вмешательством одного вида в дела другого. «Реальное», или «естественное», животное для них — дикое, а ручное животное — нечто искусственное, противоестественное. Но христианину не следует так думать. Человеку было назначено Богом иметь власть над животными, и все, что человек делает по отношению к животному, есть либо законное пользование властью, дарованной свыше, либо святотатственное злоупотребление ею. Поэтому ручное животное — это, в самом глубоком смысле, единственно «естественное» животное — единственное, которое занимает подобающее ему место, и именно на ручном животном мы должны основывать наше учение о животных. Легко увидеть, что в той степени, в какой ручное животное обладает реальным самосознанием или личностными качествами, оно почти целиком обязано ими своему хозяину. Если хорошая пастушья овчарка обладает «почти человеческими» свойствами характера, то это потому, что такой ее сделал хороший пастух. Известно, что животные приходили к святым, ибо, по словам Исаака Сирина, «обоняли запах рая».
Медведи посещали преподобного Серафима Саровского. Да и не его одного. Вот рассказ о преподобном Сергии Радонежском: «Посещали его и медведи. Один медведь целый год приходил к нему, и пустынник делился с ним последним куском хлеба, когда же у него бывал лишь один кусок, он отдавал его медведю, а сам оставался голодным, потому что зверь неразумен и не понимает необходимости терпения и воздержания».
А вот о преподобном Германе Аляскинском: «Около его келий жили горностаи. Эти зверьки отличаются своей пугливостью. Но они прибегали к преподобному Герману и ели из его рук. Видели, как преподобный Герман кормил медведя».
В житиях святых можно найти бесчисленное множество рассказов о том, как святым помогали и служили львы, как их спасали своим молоком оленихи, как вороны приносили им хлеб. Возвращались райские взаимозависимости, когда царственное положение человека соделывало его священником для всей твари.
Животные не только «стенают и мучатся» вместе с человеком. Не только ждут усыновления и искупления (Рим.8:20–23), они уже способны вслед за святыми и мучениками проникнуть в новый эон, войти в Церковь, дерзнем сказать — обожиться.
В житии св. великомученика и целителя Пантелеимона рассказывается, что дикие звери не хотели нападать на юношу. Тогда были убиты и они. Их трупы были брошены на съедение птицам. Но птицы до них не дотронулись[7].
«Вместе с тем, — отмечает Н. Козынцева, — в народном сознании, фольклоре сохранились многие представления о животных, имеющие определенную религиозную окраску, — в основном животные воспринимаются теперь в роли посредника, например между миром людей и миром духовным, при этом чаще всего «нечистой силой». Особенно ярко это стало проявляться в эпоху средневековья. Вероятно, это было связано с тем, что многие из прежних верований уже утратили свое первоначальное значение, стали малопонятными, однако, будучи некогда частью культуры, сохранились. Как правило, такие представления шли вразрез с христианским учением, и потому главные персонажи и образы могли восприниматься в народе как отрицательные или имеющие прямую связь с миром «нечистой силы». Так, например, в Европе в 15–17 вв. развернулась так называемая «охота на ведьм», в связи с чем широкий размах приобрело гонение на кошек, которые воспринимались едва ли не как само исчадие ада. Бедных животных считали атрибутами ведьм и их пособниками в колдовском деле. Поскольку само колдовство и неверие в ведьм было объявлено ересью, доставалось и кошкам, в особенности черным. Им приписывали отрицательные качества, присущие человеку, — коварство, хитрость, кровожадность, любовь к удовольствиям. Черный кот стал символом посрамленного сатаны в некоторых иконографических традициях, ему приписывались черты вампиризма. Разумеется, причастность этих животных к миру темных сил надуманна. И, тем не менее, в средневековой Европе ужас, порожденный суеверными представлениями о том, что животные способны причинить вред человеку (к тому же усиливаемый действием инквизиции), приводил к тому, что страдали и несчастные жертвы, обвиненные в колдовстве, и невинные животные.
На Руси традиционным было бережное отношение к животному миру, как к дикой природе, так и к домашней живности. Например, регламентирующая многие стороны жизни книга «Домострой» предлагала с любовью заботиться о домашних животных как о помощниках человека в его повседневных трудах, однако при этом не «баловать» их и уделять лишь столько внимания, сколько было необходимо, и не более. Кроме того, например, лошадей было принято освящать на праздники Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня, день свв. флора и Лавра и др. Весь домашний скот — зверей и птиц, кропили святой водой на праздник Богоявления, что отражает стремление человека очистить и освятить всякую тварь, любое творение Божие. Отношение к животным как к твари Божией, достойной доброй заботы, было характерно и для дикой природы — убить зверя или птицу можно было лишь по необходимости, бессмысленная травля считалась предосудительной. Такое отношение к окружающей природе было сформировано христианским положением о первоначальной обязанности человека возделывать сад Эдемский. Христианское сознание распространяет эту обязанность и на проклятый за человеческое грехопадение мир, спасение которого заключается в спасении и преображении человека.
Православное осмысление природы как творения Божия было доминирующим и являлось своеобразной нормой этики. Тем не менее сохранились и пережитки древнейших языческих славянских культов, которые проявлялись в форме разного рода заговоров, гаданий и примет, приворотов; в народной среде отчасти сохранялась вера в существование различных существ, покровительствовавших определенным местностям или роду занятий: леших, русалок, водяных, банников, домовых, упырей и прочей «нечисти». В основе этих верований лежало поклонение твари, вера в магическую силу явлений природы, предметов и т.д. Животным при этом отводилась одна из главных ролей. Они упоминались в текстах заклинаний, в их образе представали многие мифические «персонажи» или считались их атрибутами (кот и сова как сподручники Бабы Яги, русалки — женщины с рыбьим хвостом и пр.). Нетрудно догадаться, что хранителями таких верований были в основном знахари, колдуны, люди, исповедующие язычество. Православная Церковь старалась просвещать своих чад, искореняя элементы этих культов, либо, если это не противоречило самой сути Православия, использовало их для проповеди Евангелия по апостольскому примеру (см. Деян.17:22–23). Необходимо лишь заметить, что истерия, связанная с верой в ведьм и «дьявольских тварей» (кошек, свиней, козлов, летучих мышей и мн. др.), такого размаха, как в Европе, не получила.
В наши дни, казалось бы столь далекие от времен первобытности и средневековья, приходится с сожалением говорить о том, что и сегодня живы зародившиеся еще в ту пору суеверия (т. е. напрасная вера, всуе). Бессмысленная вера в способности животных влиять на жизнь и сознание человека вызывает недоумение. Тем не менее поклонение животным как богам и сегодня практикуется во многих религиях и странах мира, в том числе некоторые из этих верований пытаются укорениться (или возродиться) в современной России. Разумеется, такое отношение к тварному миру неприемлемо для христианина, как неприемлемо и жестокое обращение с животными. Держась золотой середины, не впадая ни в ложное идолопоклонство, ни в неоправданную жестокость к творению Божию — окружающему миру, христианин проявит одну из величайших добродетелей — трезвомыслие: «Мы же, будучи сынами дня, да трезвимся, облекшись в броню веры и любви и в шлем надежды спасения» (1Фес.5:8)[8]
Один из самых распространенных вопросов задаваемых священнику, — можно ли держать в доме, или квартире, собаку? Люди, задающие этот вопрос, обычно от кого-то что-то слышали о том, что содержание собаки в жилом помещении не соответствует традициям христианского благочестия или даже подпадает под церковные запреты.
Итак, можно или нельзя держать собаку в доме? Этот вопрос возможно потому и возникает столь часто, что на него отсутствует прямой ответ, как положительный, так и отрицательный. Случается, что некоторые священники вменяют прихожанам во грех содержание в семье этого «домашнего млекопитающего семейства волчьих», ссылаясь при этом обычно на «традицию» или мнение «отцов»… Другие священники, напротив, не видят в этом ничего плохого, на том основании, что имеющиеся в нашем распоряжении догматические и символические тексты, выражающие веру и учение Православной Церкви, не выносят никакого запретительного суждения о собаках, а равно кошках или иной домашней живности.
«Каждый православный христианин знает о существовании в нашей Церкви Священного Предания — пишет священник Дмитрий Моисеев, — занимает в ней должное место и церковное предание. Но, к сожалению, почти каждому из нас приходилось сталкиваться с так называемым «околоцерковным» преданием, которое к Православной Церкви не имеет решительно никакого отношения, но, тем не менее, живет возле нее. Увы, далеко не все верующие имеют достаточно знаний, чтобы отличить действительно церковное учение от псевдоцерковного, и, вместо того, чтобы решительно отвергнуть последнее, невольно становятся его распространителями.
К числу подобных «околоцерковных» преданий относится и мнение о недопустимости нахождения собак в квартирах и иных помещениях, где есть иконы и другие святыни. Говорят, что якобы нельзя освящать те квартиры, где живут собаки, а если собака войдет в освященное помещение, то его необходимо заново освятить. Возникает вполне резонный вопрос: а в чем же виновата собака и каким образом она может помешать благодати Божией? Обычно отвечают, что поскольку в Священном Писании Ветхого Завета собака названа нечистым животным, то, следовательно, она своим присутствием оскверняет святыню.
Если для людей, придерживающихся такого мнения, недостаточно Господних слов, сказанных апостолу Петру, а именно: «Что Бог очистил, не почитай нечистым» (Деян.10:9–15), постановления Апостольского собора, отменившего необходимость соблюдения христианами ветхозаветного закона (Деян.15:24–29), и иных свидетельств Нового Завета, то им нелишне будет узнать, что говорят святые отцы о причине разделения в Ветхом Завете животных на чистых и нечистых, а также в чем именно заключается эта нечистота. Великий византийский богослов IX века святитель Фотий, патриарх Константинопольский (память 6 февраля ст. ст.), пишет об этом следующее: «Многое по природе очень хорошо, но для пользующихся становится большим злом, не из-за собственной природы, но из-за порочности пользующихся… Чистое стало отделяться от нечистого не с начала мироздания, но получило это различие из-за некоторых обстоятельств. Ибо поскольку египтяне, у которых израильское племя было в услужении, многим животным воздавали божеские почести и дурно пользовались ими, которые были весьма хороши, Моисей, чтобы и народ израильский не был увлечен к этому скверному употреблению и не приписал бессловесным божеское почитание, в законодательстве справедливо назвал их нечистыми… (Свт. Фотий. Амфилохии. Альфа и Омега, №3 (14), 1997, С. 81–82)»
В книге Коралай Парсонза «Животные. Звери и птицы, упоминаемые в Библии» читаем: «Собака у древних евреев вовсе не была таким другом человека, как у нас. Да, бывало, их держали в качестве сторожевых псов, использовали для охраны стад от волков и шакалов. Щенкам разрешали входить в дом и подкармливали их остатками пищи (Мк.7:27). Но в целом отношение к псам было отрицательное. По иудейскому закону, они считались нечистыми. Сравнить кого-либо с «мертвым псом» считалось тяжелейшим оскорблением, и даже деньги, полученные за продажу столь презренного животного, нельзя было приносить в дом Господа (Втор.23:18). Соломон и апостол Петр сравнивают грешников с псами (Притч.26:11; 2Пет.2:22). В Египте собаки, напротив, пользовались большой любовью и уважением». Надо помнить, что понятия Ветхого Завета относились к определенной религиозно-этической среде. Можно очень подробно говорить о том, какой это имело смысл: прообразовательный, аллегорический, символический. Есть и примеры, которые говорят о том, что «нечистые» — это не всегда именно — плохие, негодные, Многие отцы Церкви в качестве такого примера приводили слона. По классификации Ветхого Завета он относился к «нечистым» тварям, но украшения из «тяжестей слоновых» — слоновой кости и бивней — считались самыми дорогими и благородными украшениями ветхозаветной эпохи.
Историческая традиция, или норма благочестия, понимающая собак как животных «нечистых», которым запрещено переступать порог дома, имеется, и было бы неверно отмахнуться от нее, не попытавшись предварительно рассмотреть ее истоки. Есть основания предполагать, что на Руси она зародилась не ранее XV и не позднее XVII вв., в тот промежуток, когда складывались и получали широкое хождение такие нравоучительные памятники русской духовной мысли, как «Домострой» Сильвестра или «Сын церковный» Иоанна Шевелева-Наседки. В двух предложениях можно сказать, что это было время, когда средневековая картина мира необратимо распадалась, а кризис этого распада переживался наиболее консервативными современниками как наступление «последних времен». Средство спасения виделось, прежде всего, в следовании тем или иным неукоснительным нормам, правилам, уставным предписаниям, сиречь — «букве». При отсутствии, в отдельных случаях, объяснений, например о собаках, их выискивали по аналогии или по контексту во всем корпусе Священного Писания, особенно в части Ветхого Завета.
В Библии слова «собака», «псы» и их производные встречаются не менее 25 раз. Для Древнего Востока, для страниц Библии собака это, прежде всего, — образ, метафора, подчеркивающая обездоленность, нищету, страдание (Пс.21:17; 58:7, Лк.16:21; Мф.15:27 и др.). В двух случаях — во Второзаконии (23:18) («не вноси цены пса в дом Господа») и в Евангелии от Матфея (7:6) («не давайте святыни псам») — можно усмотреть негативное отношение к собаке, в аспекте нечистоты этого животного. Однако анализ контекста не дает оснований для однозначных выводов. Во Второзаконии иудеям заповедуется не вносить в храм качестве жертвы деньги, полученные от занятий проституцией и от продажи собаки. В Евангелии от Матфея о собаке говорится в ряду пословиц: «не давайте святыни псам», «не мечите жемчуг перед свиньями», т. е. — не делайте бессмысленных поступков или, проще, — не делайте глупости.
В средневековых соборных документах Русской Церкви, как отмечает о. Дмитрий Моисеев, есть постановление, запрещающее вводить собак в храм, поскольку пребывание собаки в нем не является уместным в силу присущих ей особенностей (запах, беспокойное поведение, нарушающее благоговейный порядок и тишину храма, и т.д.). Однако это запрещение касается только храма и мотивируется отнюдь не тем, что собака оскверняет святыню и препятствует благодати Божией пребывать в храме. Соответственно, и наличие собаки в доме никоим образом не может помешать благодати. Отгоняет от нас эту благодать не собака, а наша греховная жизнь, освободиться от которой гораздо сложнее, нежели от собаки. Поэтому никакого препятствия для освящения квартиры наличие в ней собаки не представляет, хотя с точки зрения здравого смысла держать собаку в квартире не всегда оправданно. Но это уже вопрос целесообразности, а отнюдь не церковной дисциплины.
Предписания «нечистоты» иудаизма, Ветхого Завета не были подтверждены в Новом Завете, более того — они были во многом упразднены. Смеем считать, что это касается и наших четвероногих друзей — собак, и прочих животных. Святая Церковь за всю свою двухтысячелетнюю историю не посчитала нужным внести прямым образом такой запрет. А что не запрещено, то, как известно, разрешено.
Английскому писателю и философу Клайву Льюису однажды после завершения его лекции задали каверзный вопрос: может ли собака (даже не важно, собака ли, кошка или другое домашнее животное) попасть в рай? Ведь если нет, то получается, что высшее милосердие распространяется только на людей? А если может, то какой смысл в вере, ведь вряд ли у собак существуют религиозные чувства? Льюис ответил: «Сама по себе не может. Но вместе с хозяином — безусловно». «Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его». (1Кор.2:9)
Приложение
Животные в житиях святых
На основе житий святых, составленных Юстином Поповичем (Архимандрит Юстин Попович: Жития святых (12 томов), Белград, 1973 г. Издательство монастыря Келие).
Георгий Хозевит (8 января): «Один раз он увидел перед дверьми своей кельи лежащего льва. Он не испугался и толкнул льва ногой, говоря, чтобы тот отошел в сторону. Лев не хотел, а только по-дружески зарычал. Святой сказал: «Хорошо. Поскольку ты не слушаешься, то сейчас проверим то, что сказано: «Зубы львиные сокрушил Господь». — Открывай рот, и увидим». Лев раскрыл рот, и святой своей рукой пощупал зубы. На что лев встал и удалился».
Феодосий Великий (11 января): «Он был скорым помощником не только людям, но и бессловесному скоту. Однажды путешественник вел с собою осла. Навстречу им вышел лев. Лев набросился на осла, даже не обращая внимания на присутствие хозяина. Путешественник в ужасе громко крикнул: «Помоги, человек Божий Феодосий!» Когда лев услышал имя святого, он остановился и ушел в пустыню».
Мученица Татьяна (12 января): «На следующий день мучители в театре напустили на Татьяну ужасного льва. Но лев, вместо того чтобы растерзать ее, ласкался около Татьяны, облизывая ей ноги. Когда льва повели назад в клетку, он неожиданно бросился на знатного сановника Евмания и растерзал его».
Лука Элладский (7 февраля): «По дороге на него напал змей и укусил его. Но святой сказал змею, что все мы — твари Божьи и должны делать доброе, а не злое. Потом отпустил змея, и оба они разошлись невредимыми».
Павел Фивейский: «Его хотел навестить святой Антоний. Он не знал пути и пошел наугад. Его встретила волчица и на вопрос, где живет Павел Фивейский, указав направление, поклонилась и ушла». Когда Антоний был у Павла, ворон, который каждодневно приносил святому половину хлеба, в этот день принес целый хлеб.
Когда Антоний второй раз захотел посетить Павла, то застал его уже мертвым. Он не знал, как его похоронить, не имея лопаты, чтобы вырыть могилу. В это время из пустыни показались два льва, которые безутешно рыдали над телом мертвого Павла. Когда святой был похоронен, они лизали руки святого Антония, прося благословения. Святой их благословил, и они удалились».
Антоний Новый (17 февраля): «Его мощи, не зная, где их положить, водрузили на телегу, впрягли двух волов. Они пошли далеко-далеко в город Вирию, в родной дом святого».
Макарий Александрийский (19 февраля): «У святого появилась гиена, принесла с собой слепого младенца. Дотронувшись до него, преподобный открыл ему глаза. На другой день гиена из благодарности принесла святому шкуру овцы. Святой не хотел принимать подарка, пока гиена не обещала, что никогда не будет убивать и грабить скот. Гиена смиренно и покаянно легла, показав этим, что принимает упрек святого».
Неофит Мученик (21 февраля): «Младенец Неофит хотел удалиться от мира на Олимпийскую гору. Он вошел в пещеру, где жил лев. И попросил льва уступить ему место. Лев облизал ноги святого и ушел. Некоторое время спустя, когда святого мучили, на него напустили страшного льва, который был пойман на Олимпийской горе и две недели оставался без пищи. Лев побежал, чтобы растерзать Неофита, но вдруг остановился, начал лить слезы и лизать ноги и руки мученика. Оказалось, это был тот самый лев, который уступил святому пещеру. Святой приказал ему возвратиться в свою пещеру и больше не нападать на людей. Лев поклонился и ушел. Затем на святого напустили медведя и медведицу, которые тоже поклонились святому и ушли».
Герасим Иорданский (4 марта): «Однажды к святому Герасиму пришел хромающий лев и показал лапу с занозой. Святой вынул занозу, и лев остался жить у него. Его послушанием было охранять ослика, который приносил воду. Однажды лев заснул, и ослика украли. Святой Герасим думал, что ослика съел сам лев. Он наказал льва тем, что приказал ему носить воду вместо ослика. Лев долго исполнял приказанное, но однажды шел мимо караван, и лев узнал своего ослика. Обрадовавшись, он привел его к святому Герасиму. Когда святой умер, то печальный лев не хотел удаляться от его могилы и сам скончался на этой могиле».
Священномученики Херсонские, Василий и еже с ним (7 марта): «Много дней тела мученика Василия и его друзей лежали непохороненными, но невредимыми: волк их охранял от собак, а орел от небесных птиц».
Мученик Никон (23 марта): «Привязали Никона к хвостам разъяренных лошадей, чтобы те разорвали его. Но он перекрестил лошадей, и их гнев сменился на кротость. Мучитель в гневе приказал перерезать лошадям жилы на ногах. Лошади заговорили и сказали, что их убивают Никона ради и во славу Божью. Когда же мучитель поехал в город Панторму, в пути его растерзали собственные лошади».
Василий Новый (26 марта): «Мучители хотели его утопить в море. Но появились два дельфина и вынесли его невредимым на берег».
Великомученица Ирина (5 мая): «Святая Ирина сидела в своих покоях. Вдруг сквозь окно влетел голубь и бросил на стол оливковую ветвь. Немного спустя появился орел с венком из разных цветов. И наконец, ворон с маленькой змеей, которую он тоже опустил на стол. Домашний учитель Ирины, тайный христианин, так растолковал знамения: голубь означает кротость твою и доброту, масличная ветвь Божью благодать, которую ты получишь в святом крещении, орел означает царя — ты будешь царствовать над страстями своими. А венец — это венец вечной славы, который получишь от Христа-Царя. Ворон означает дьявола и предвещает тебе лютое, как змий, гонение.
Когда Ирину отдали на пытки, ее отец, император, приказал бросить святую под ноги разъяренным лошадям. Но одна из лошадей набросилась на императора, оторвав зубами его правую руку и затоптав его копытами. Потом тихо вернулась на свое место, и лошади стали кроткими, как ягнята, Лошадь еще сказала человеческим голосом: «Блаженна ты, Ирина, голубка Христова, поправшая змея» ».
Симеон Столпник (24 мая): «Святой жил в диком лесу, скрываясь в горе. Звери служили ему. Однажды недалеко от жилища святого лев напал на путешественников. Но, услышав из их уст одно имя «Симеон» он их оставил в покое. Потом святой попросил льва удалиться, чтобы не пугать посетителей. И тот послушался».
Зосим Финикийский (8 июня): «Зосим пошел однажды в Кесарию, нагрузив ослика товарами. По дороге на них напал лев и утащил ослика. Когда святой нашел льва, ослик был уже съеден. Святой сказал льву: знаешь, друг, я стар и носить поклажу не могу. Ты должен мне помочь, поскольку погубил моего ослика, и принести вещи в город. А потом отпущу тебя назад, в пустыню. Так оно и было».
Евтихий и Флорентий (23 августа): «Евтихий и Флорентий жили вдвоем в пустыне. Евтихий был духовником, а Флорентий очень простым и послушным. Потом Евтихия избрали настоятелем ближнего монастыря, но он оставил Флорентия в пустыне охранять их церковь, Флорентию было трудно одному, и он молился Богу, чтобы ему друга послал. Однажды, выходя из церкви, у дверей он встретил медведя, стоявшего кротко с опущенной вниз головой, показывая, что пришел послужить ему. Флорентий дал ему послушание пасти пять овец. Кушание медведь получал, когда с овцами возвращался с пастбища, В постные дни Флорентий хотел, чтобы и медведь постился до трех часов дня. Поэтому ему было приказано возвращаться с овцами в три. А в другие дни было велено пасти овец до двенадцати. Медведь хоть с трудом, но выдерживал голод и ни разу не возвращался раньше времени. Про Флорентия и медведя стало известно по всей окрестности. Многие стали ценить Флорентия как человека Божьего. Лютая зависть против Флоронтия появилась у некоторых монахов Евтихиева монастыря. Четверо из них сговорились и убили медведя. Но они были наказаны так, что умерли, пораженные страшной проказой».
Симеон Столпник (1 сентября): «В горе, где подвизался святой Симеон, устроила себе жилище большая змея, из-за которой на том месте даже и трава не росла. Однажды в правый глаз змеи попала заноза. Мучимая болью, змея доползла до столба преподобного, легла у ограды и все кивала головой, смиряясь и прося о милости. Было достаточно одного взгляда святого, чтобы заноза выпала из глаза змеи. Змея еще три дня лежала под столпом, как овца. И мимо идущие без страха удивлялись чуду. После трех дней исцелившаяся змея возвратилась в свою нору и людям больше не вредила.
Однажды охотники на горе святого Симеона увидели серну и закричали ей: именем святого Симеона, остановись и подожди нас! Поскольку и животные чтили святого, серпа так и сделала, и охотники убили ее. За это они были наказаны потерей голоса. Избавились от наказания только после двухлетнего покаяния у ограды святого Симеона».
Иоанн Кукузель (1 октября): «Иоанн владел прекраснейшим голосом был поставлен начальником певцов в императорском дворце. Но он покинул дворец и тайно ушел на Афон, в лавру святого Афанасия, где никому не объявлял о себе. Ему поручили пасти коз. Годами он прожил пастухом в пустыне афонской, погруженный в молитву и счастье. Однажды он не мог удержаться от радости, думая, что никто его не слышит, и стал петь. Козы обступили его и долго стояли без дыхания, околдованные красотой пения своего пастуха. Бывший невдалеке пустынник увидел стоящих в таком странном положении коз. Так был открыт талант Иоанна Кукузеля».
Иоанникий Великий (4 ноября): «Преподобный Иоанникий был с монахами в пустыне. Вдруг, там появился необыкновенный по размерам козел. Монахи подумали, что из такого козла можно было бы сделать мехи для вина, и стали думать, как схватить козла. Преподобный, видя в духе помышления их, приказал одному монаху привести козла. Тот спросил, что мне делать, если козел попытается убежать? — Ты не беспокойся ответил святой, — предстань только перед ним, и козел сам подойдет. Потом он обратился к монахам: Удобна ли козлиная шкура для изготовления мехов? Те ответили: да, очень. И мы об этом думали прежде, чем ты, отче, сказал. Когда монах привел козла, то Иоанникий стал гладить животное, которое ласкалось к нему. А монахов поучать, чтобы были милостивы к Божьей твари и чтобы следили за своими желаниями и помышлениями. Потом с миром отпустили козла в пустыню»,
Иоанн Молчаливый (3 декабря): «Иоанн жил в пустыне Палестинской в V веке, во время вторжения в Палестину разбойников-сарацинов, из-за которых из пустыни убежали все монахи. Но Иоанн, примирившись с судьбой, не хотел удаляться из своей пещеры. В эти дни у Иоанна появился очень сильный лев, который охранял его день и ночь. Сколько бы раз варвары ни нападали на святого, лев всегда обращал их в бегство. Так лев и сохранил Иоанна во все время бедствий».
В качестве примера была рассмотрена лишь малая часть из «Житий святых». Несомненно, что чудесных случаев, связанных с животными, гораздо больше. В заключение хотелось бы рассказать о святом Феофиле, жившем в Киеве в XIX веке. Рассказ записан со слов очевидцев. Он еще не подвергся никакой стилизации и покоряет своей достоверностью.
«Когда Феофила приехал навестить Иван Катков, то, поисповедовавшись и рассказывая старцу о своих делах, упомянул и о приобретенном им молодом бычке, весьма строптивого нрава.
— Купил я, батюшка, бычка. Думал для себя оставить, да не знаю, что с ним и делать: одурел, скотина, совсем, на всех с рогами лезет. Хочу зарезать, да жалко.
— А ты мне его подари.
— Вам?.. Помилуй Бог, да к нему и приступить нельзя! Сколько людей уже искалечил…
— Очень просто. Подойди к нему и скажи: «Эй, бычок! Отныне ты не мой, а отца Феофила. Собирайся в гости к нему…»
Мясник так и сделал. Подошел, по возвращении домой, к бычку, повторил сказанные старцем слова, и доселе фыркающий и озверевший бычок сделался кроток, как ягненок: смиренно стал ласкаться и лизать хозяину руки.
Получив бычка, блаженный смастерил себе небольшую удобную телегу, сзади которой устроил на обручах крытую парусиной будочку, и стал путешествовать на «бойкуне» по городу. При этом старец никогда не садился впереди, а всегда сзади, спиной к быку и, укрепив на возу маленький аналойчик, опускался на колени и читал дорогой Псалтырь. Но вот что удивительно. Бычок не имел никакой упряжи, ни вожжей, одно только ярмо, и точно мысленно предугадывал намерения своего хозяина, без всяких с его стороны возгласов и понуканий доставлял старца именно туда, куда ему была надобность: либо на Подол, в Братский монастырь, либо в святую лавру. И такой, говорят, умница был — ни за что на камень не наедет, а увидит бугорок, рытвину или канаву, непременно стороной обминет, чтобы угодника не потрясти.
Когда Феофил впал в немилость, у него отобрали бычка и препроводили в экономию, присовокупив к лаврскому стаду, а самому блаженному запретили появляться в Голосеевской пустыне, а вместе с тем и бродяжничать. Но с того дня, как бычок был помещен в монастырское стадо, появился такой необычный падеж скота, что лаврский эконом потерял всякое самообладание и положительно не знал, что ему делать. Стали приглашать ветеринарных врачей, предполагая, что в стаде появилась эпидемическая болезнь, но врачи, осмотрев животных, нашли их без всяких существенных повреждений. Между тем скот продолжал падать. Тогда более глубокомысленные решили доложить об этом митрополиту Филарету. Владыка позвал эконома и поинтересовался, с которого дня начался падеж скота. Эконом ответил, что с того самого дня, как отобрали быка у Феофила и присоединили к общему стаду. «Вот как!» — воскликнул Владыка и приказал немедленно удалить из стойла быка. Когда это было сделано, то, к общему удивлению, падеж скота тотчас же прекратился, Бычок же был отведен в Китаев и возвращен своему обладателю. Получив обратно своего «бойкуна», блаженный в тот же день позолотил ему рога и преспокойно стал продолжать свои ежедневные путешествия…»
Да, поистине: «Познал вол владельца своего (Ис.1:3)»
Примечания
[1] http://orthodox.ru
[2] Эволюция содержания домашних животных. http://www.mypetstop.ru
[3] http://ortodox.etel.ru
[4] Сергей Баландин. Пятое Евангелие. Описание святых мест комментариями и размышлениями. http://balandin.by.ru
[6] Горичева Т.М. Святые животные. Цит. по: http://www.seu.ru
[7] Там же.
Комментировать