Суеверия – одна из самых распространённых и, одновременно, сложных проблем в процессе катехизации после крещения. С одной стороны, среди православных христиан не должно быть никаких суеверий. А с другой, их возникновение неизбежно, как появление сорняков на поле, о чем говорит нам евангельская притча о семени и плевелах (Мф.13:24-30). А коли это так, то выход в том, чтобы обрести иммунитет и оружие против них.
В нормальном случае, исходя из традиции, иммунитет и оружие против всякой лжи должны обретаться христианином в докрещальной катехизации. Как мы помним, свт. Кирилл Иерусалимский говорил готовящимся к крещению, что его беседы не только должны утвердить в них правую веру, но и являются оружием против всяких лжеучений. В поучении Предогласительном он так и говорит:
… Оружие ты получаешь против сил сопротивных, против еретиков, иудеев, самарян и язычников. Много у тебя врагов, много и оружия иметь старайся <…> дабы быть непобедимым при всяком еретическом нападении.[1]
Но мы сейчас находимся в другой ситуации: большая часть церковного народа такого оружия и иммунитета в свое время не обрела и непобедимой в этом смысле вряд ли является. Поэтому сейчас эту задачу должна уже решать катехизация послекрещения!
Но в ее процессе сделать это намного труднее. Это и понятно: легче сразу научить правильно, чем переучивать. В отличие от докрещальной катехизации катехизатор, проводя послекрещальную катехизацию, сталкивается, как правило, с ситуацией, когда катехумен считает все убеждения и учения, которым он следует, однозначно православными и нисколько в них в этом смысле не сомневается. Более того, уже, как правило, он успевает построить на них и закрепить практику своего благочестия. И все это при том, что некоторые, а то и многие, из этих убеждений и учений подчас имеют неправославный, а то и нехристианский корень.
Поэтому катехизация после крещения, как это ни странно, носит иногда более конфликтный (конечно имеется в виду внутренний конфликт) характер, чем докрещальная. И катехизатору в течение ее нередко предстоит очень бережно и скрупулезно распутывать «клубки» заблуждений, зная, что некоторые черты православного вероучения и благочестия могут у самих же православных вызвать боль и даже шок. Это связано с особенностями всех суеверий: наряду с тем, что для своего усвоения они не требуют сердечного труда и удобопонятны для религиозного сознания душевного человека, они всегда создают ложную уверенность (а иногда и ложную неуверенность) в спасении. Во время катехизации после крещения это все начинает проявляться. И действительно: как трудно человеку пережить, что то, что он считал когда-то святыней «высшего порядка», ключевым моментом в своей вере и церковной жизни, вдруг не оказывается таковой, а подлинные христианские святыни он не замечал, а то и пренебрегал ими.
В целом, если катехизатор во время катехизации после крещения хочет помогать пострадавшим от суеверий, то он должен сделать, на наш взгляд, дополнительное усилие в трех, как минимум, направлениях:
а) на уровне принципиальном понять, что такое суеверие по сути, что это за опыт, где его границы; понять, что одной проповеди здравой веры будет недостаточно – необходимо еще найти и специально применять противоядие от суеверий;
б) необходимо знать и понимать «патологическую анатомию и физиологию» конкретного суеверия, от которого страдает катехумен; учитывая их, тактично и в меру делать соответствующие акценты в практике научения;
в) во время катехизации постоянно обращать внимание на то, чтобы её общий строй и настрой исходили из святоотеческой традиции и не только не питали бы суеверий вообще и конкретного суеверия в частности, но и создавали условия, при которых суеверия не могли бы скрыться от совести катехумена; нужно также знать, что в этой традиции особенно важно для пострадавших от конкретных суеверий и учитывать это.
Что такое суеверие
Теперь несколько слов о том, что такое суеверие. Само слово говорит, что это пустая или напрасная и, поэтому, ложная вера. Однако суеверие – это не ересь. Ересь пытается изменить вероучение Церкви, суеверие же за это не берётся. Оно «пробирается» не в вероучение, а в то, что можно назвать «веросознанием» или практической ежедневной верой. Но вред от суеверий не меньше: поражая веросознание, суеверие, не меняя ни одной буквы в вероучении, учит просто как бы и не замечать его, рождая противоречащую ему ложную надежду и практику жизни. И это может иметь массовый характер. Итак, там, где мы в Церкви встречаемся с противоречием между верой, молитвой и жизнью или, как формулировал о. Александр Шмеман, между богословием, богослужением и благочестием, при том, что вероучение находится в сохранности, мы имеем дело с суеверием. Причем, даже тогда, когда это противоречие «узаконено» десятками, а то и сотнями лет практики.
Интересно, что на уровне суеверий могут существовать и официально отвергнутые когда-то ереси. Например, монофизитство, когда утверждают, что подражать Христу обычному человеку невозможно, потому что «Христос – Бог», а если и могут это делать, то только святые, т.к. они с рождения были особой природы. Или филетизм, который, как правило, питает православных националистов. Однако большинство суеверий никогда на уровень ересей не выходили и как таковые соборно не определялись. Мы никогда в их списке не видели, так называемых, «чудоманию» и «старцеманию» (приводящую к спросу на младостарцев), клерикализм, модернизм и фундаментализм, веру в самодостаточность аскетического подвига, веру в сатанинское происхождение ИНН («666»), веру в действенность церковных таинств ex opere operato и т.д.
Интересно, что распространенность тех или иных суеверий зависит от региона: город это или сельская местность, большой город или небольшой. Это, скорее всего, связано с уровнем церковного просвещения, а также с уровнем культуры и образования.
Если говорить про Москву, то здесь есть своя специфика, т.к. можно найти практически все, но в своём – особом – проявлении. Здесь, в столице, очень чувствуется, например, что самым массовым представителям православия являются те, кого мы называем «захожане». Не потому, что относительно их здесь больше (как и везде – 93 или 95 % из тех, кто себя считает православным), но в абсолютных числах – не сравнимо. Именно их больше всего приходит на катехизацию после крещения.
Поэтому именно этой проблеме – проблеме «захожан» и деталей суеверия, питающего их, мне хотелось бы уделить дополнительное внимание в этом сообщении.
Суеверия, распространенные среди «захожан»
Итак, что мы можем сказать о «захожанах»? В среднем, как мы знаем, они имеют свое представление о благочестии и следуют ему. У этого благочестия есть одна константа – нужно быть крещёным. Дальше уже как устроится: причащаться или нет, молиться или нет, поститься или нет, иметь на совести тяжелые грехи или нет – сегодня так, завтра иначе. Т.е. крестился, а дальше жизнь по возможности и по потребности. Вера без усилия. Четверть из них вообще никогда не бывает в храме. Больше трети заходят только, чтобы поставить свечку. Треть делает побольше: участвует в крестинах, венчаниях и отпеваниях. Евангелие к «захожанам» не относится, они его «не замечают». Больше 60 % «захожан» — вообще не читали Библию никогда и ни в какой части[2]. Главное – иметь намерение христианской жизни, как они ее понимают, быть не против нее, и так годами. Следовать за Христом в их сознании – это, как максимум, заниматься своей семьей и честно работать. Смысл таинства, смысл богослужения «захожанину» обычно не интересен, т.к. смысл уже есть – он в том, чтобы менялось к лучшему душевное состояние, удовлетворялась религиозная потребность (которую не надо путать с верой) и, главное, устраивались житейские дела.
Такое «благочестие», как мы знаем, совершенно не выводимо из духа и смысла Евангелия и учения Святых Отцов. Но оно есть, и, следовательно, есть какая-то квазивера и квазивероучение, которое мы и называем суеверием. Суть же его в том, что при всем своем «благочестии», «захожане» верят, что они ведут вполне благодатную жизнь, что в них где-то и как-то, но неизбежно действует благодать таинств, в которых они участвовали или иногда участвуют и, следовательно, они имеют надежду на спасение.
Но откуда такая странная вера в спасительность таинств и надежда на них? Согласуется ли это с православной сакраментологией? Катехизатору, проводящему катехизацию после крещения, как нам представляется, необходимо здесь в меру сил разобраться.
Действительно, странность здесь есть. Как известно, исходя из православного учения, цель христианской жизни – обожение – достигается через личностное и соборное умно-сердечное делание в Церкви, когда нужно «препоясав чресла ума …, трезвясь…», возложить «…совершенную надежду на благодать, подаваемую … в откровении Иисуса Христа» (1Пет.1:13). Согласно принятому Православной церковью учению свт. Григория Паламы, благодать, будучи нетварной божественной энергией, исходящей от Сущности Самого Триединого Бога, есть Сам Бог, хотя и не в Своей Сущности, но отрывающийся реально, несимволически и без всяких посредств. Откровение благодати Божией есть Богоявление, и оно всегда связано с откровением Его Личности и Его воли. Поэтому невозможно быть благодатным вне живой реальной встречи с Богом, общения с Ним, служения Ему и Его Церкви, верности призванию, данному Им. Благодать, согласно православному учению, не есть вещь в себе, не есть некая безличная освящающая субстанция, действующая самостоятельно в человеке, но она есть плод отношений в Боге и с Богом и с ближним в Церкви. Именно поэтому благодать нельзя «транслировать», «передать», «преподать», «накопить» (как «сверхдолжные заслуги»). Ее источником является Сам Бог, а вместилищем – Церковь и человек в ней. Различение в православной сакраментологии потенциального и актуального образа действия благодати не противоречит этому: актуальной и действенной благодать в человеке становится только при условии открытости ей, целожизненной решимости и умно-сердечного содействия. Если же этих условий нет, то и нет действия благодати. Это действие возможно потенциально, но нет по природе «потенциальной» благодати. Поэтому крещеный, но не живущий по вере, не имеет в себе благодати крещения.
Именно из этого исходит и православный опыт совершения таинств. В нем, в нормальном случае, нет и следа автоматизма или магии. Он не отвергает, а, наоборот, предполагает и делает центральным умно-сердечный труд, внимание к духу и смыслу и их целожизненному восприятию и воплощению. Потому что только тогда на практике через реальную синергию во встрече и общении с Богом во Христе и во Святом Духе и в Церкви достигается богочеловеческая жизнь.
Именно, исходя из этого, в частности, только и можно понять ап. Павла, который писал коринфянам, что если они причащаются, не совершая усилие испытания себя, чтобы «различать Тело», т.е. не предпринимают умно-сердечного труда, чтобы верой вместить смысл таинства с решимостью его воплотить в жизни, то неизбежно они причащаются в осуждение себе (1Кор.11:29). Или прп. Симеона Нового Богослова, который писал:
Если ядущие Его Плоть и пиющие Его Кровь имеют жизнь вечную… мы же, вкушая их, не чувствуем, что в нас происходит что-то большее, чем [при вкушении] чувственной пищи, и не принимаем в сознании иную жизнь, значит, мы приобщились простого хлеба, а не одновременно Бога.[3]
Мы знаем достаточно много аналогичных цитат Святых отцов, касающихся других таинств, особенно крещения. Они звучали не раз с этой кафедры. И православная сакраментология учитывает их.
Но «захожане» имеют другую «сакраментологию». Это видно по их благочестию. И, судя по ее распространенности, к ней нет достаточного иммунитета в церковной среде.
Суть ее в том, что благодать таинств неотменима и действует непреодолимо. Благодатная жизнь не предполагает Богобщения, достаточно только его символов или знаков. Эта благодать действует вне личной встречи, вне верности и служения, вне евангельского пути и смысла. Она не требует выбора, решения, обещания, необходимо только намерение. Обещания, мол, может давать только Господь. Он обещал нам спасение, Он сам теперь узник собственного обещания. Учредив таинства, Он теперь не может отречься Сам от Себя. Т.к. любовь Его во Христе была явлена безграничной, безусловной, то и нет такого греха и нет такого условия с моей стороны, которые бы пресекли действие благодати. Таинства неотменимы, над ними не властна Церковь, она сама нужна только ради таинств.
Благодать в ключе указанной «сакраментологии» не связана жестко с Богом, в ее свете нет откровения Его Личности: Бог живет отдельно, а благодать «живет» сама своей жизнью. В отношении ее употребляется много безличных оборотов: она сама нисходит, сама действует, наполняет, почивает. Кто-то имеет над ней власть: может ее низвести, преподать и даже отнять. Она может быть специализирована: в каждом таинстве – своя благодать; одна благодать в таинстве – другая в обряде; одна благодать у мирянина – другая у человека в сане. Даже разная благодать у святой воды, освященной в Крещенский сочельник, в сам день праздника и в другой день года. И т.д. Если есть специализация, то следующий шаг – разное функциональное приложение благодати вплоть до того, что не только у таинств, но и каждого святого – своя «функциональная» благодать.
Благодать «захожанина» и тех в церкви, кто способствует их появлению, не предполагает обременительной синергии и умно-сердечного подвига. По их вере, она сама, нисходя на человека, очищает его и лишает его всякого желания грешить. Если же это желание сохраняется, если нет сил отказаться от чего-то, решиться и откликнуться на призвание свыше, то, следовательно, не дана Богом такая мера благодати, а значит в этом тайна Его Промысла. Не всем же быть святыми. Итак, «все – от Бога, и все, что ни есть – к лучшему». Включая и грех, и слабость, и предательство… В этой безграничной позитивности – кредо «захожанина».
Можно, конечно, было бы продолжать, но, с другой стороны, вряд ли есть смысл. На наш взгляд, в веросознании «захожанина» мы легко находим черты учения о благодати и таинствах Западной церкви. Точнее схоластическое учение Западной церкви, окончательно оформившееся в период Контрреформации. Сейчас этот вопрос неплохо изучен. Именно там, как мы знаем, появилось, а потом канонически было закреплено учение о семи таинствах, различии таинств и таинстводействий, о материи и форме (формуле) таинства, о сакраментальной власти подавать благодать, наконец, о действенности таинств ex opere operato и т.д. Но это – вторично, а в основе лежит специфическое для Запада, восходящее к блаж. Августину, представление о благодати, как силы имеющей непреодолимое действие и имеющей свою, хотя и сверхъестественного происхождения, но тварную субстанцию.
Конечно, в этом сказывается трагические последствия великого раскола 1054 г. Нарушенное из-за него глубокое общение во вселенской церкви привело к тому, что данное через свт. Григория Паламу понимание благодатной жизни всей Церкви и ее членов, не было принято Западной церковью.
Трагичность заключается, конечно, и в том, что, как мы все знаем, западная сакраментология в XVII в. входит в роли «школьного богословия» во все образовательные учреждения Российской церкви, обеспечивая, как его называют, «западное пленение русского богословия» в течение почти трехсот лет. И это оказало колоссальное влияние на веросознание православных верующих, родив, как и на Западе, обширнейшее обмирщение церкви в форме «захожан». И если сейчас в области богословия это «пленение» преодолевается, то в области веросознания церковного народа последствия этого далеко не изжиты. Например, если катехизатор скажет сейчас, что таинств в церкви не семь, а одно, и этим таинством является сама Церковь, то его никто не предаст анафеме, хотя по канонам Западной церкви он таковой подлежит[4]. Но услышать от своих катехуменов, проходящих катехизацию после крещения, что он начитался модернистских «западных» книг, может легко.
Но, тем не менее, катехизатору важно продолжать свой труд: осторожно, проявляя такт и смирение, учитывая прежние наклонности и верования, проводить катехизацию после крещения бывших «захожан».
Святоотеческая традиция
Как мы говорили выше, для исцеления от суеверий важным еще является общий строй и настрой катехизации, ее ориентация на святоотеческую традицию в ее целостности.
Для «захожан» в этом ключе необходимым является то, чтобы катехизация помогала прорваться сквозь всякие схемы и расхожие предрассудки, комментарии и навязчивое «предание старцев» прямо к самой заповеди Божией, к слову Божьему. Т.е. нужно обязательно воплотить один из основных принципов святоотеческой катехизации: опираться на Священное писание. Причем, не просто ссылаться на него, а предполагать его чтение и беседу на его основании.
Для нас важным примером в возврате к этому принципу был и остаётся свт. Филарет Московский. В свое время решение задачи духовного просвещения Российского народа и исцеления его от всяких суеверий он видел в том, чтобы открыть народу доступ к слову Божьему, к его смыслу. И в этом ключе им предпринят был не только перевод на русский язык Священного писания, но выполнен всем нам известный «Пространный катехизис…». Уникальность этого катехизиса для своего времени в том, что он, несмотря на обычную в то время схоластичность, внутренне начинает уже ее преодолевать, явно делая акцент на цитаты из Священного писания. Это уже не просто «символическая книга». Учесть нужно и то обстоятельство, что святитель написал катехизис в 1824 г. по-русски и цитаты из Св. писания в том числе, и текст предполагалось использовать в живой ситуации – читать перед воскресными литургиями. Слово Божие – живо и действенно (Евр.4:12) Только оно, постигаемое в церковном общении, способно изнутри преодолеть дух суеверий. И если катехизация после крещения представляет собой не абстрактные и занудные уроки, а встречи, где совместно взыскуют это слово, то все получается.
Именно поэтому катехизация после крещения – дело очень вдохновенное. И очень радостно видеть то, когда человек утверждается в вере, реально обновляет обеты крещения, когда суеверия теряют над ним власть.
Владимир Якунцев
Источник: Портал Научно-методического Центра по миссии и катехизации при СФИ
Примечания
[1] Поучение предогласительное, 10
[2] Некоторая статистика о захожанах: http://www.pravmir.ru/skolko-pravoslavnyx-v-rossii-2/ и www.gazeta.ru
[3] Прп. Симеон Новый Богослов. Слова богословские и нравственные 10 (Eth. 10, 760-764. Ed. SC 129. 1967). См. также Слово 14 (Eth. 14, 225-247). Цит. по: А. Зайцев. Таинства Церкви: введение в изучение.
[4] 1-ый канон о таинствах Тридентского собора.
Комментировать