Простите за пространное вступление, но в начале приведу в оригинальной орфографии рассказ, который хотелось бы обсудить.
Три старца. Лев Николаевич Толстой.
Воспроизводится по изданию: Л. Н. Толстой. Собрание сочинений в 22 т. М.: Художественная литература, 1982. Т. 10
А молясь, не говорите лишнего, как язычники: ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им: ибо знает отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у него. (Мф.6:7)
Плыл на корабле архиерей из Архангельска-города в Соловецкие. На том же корабле плыли богомольцы к угодникам. Ветер был попутный, погода ясная, не качало. Богомольцы — которые лежали, которые закусывали, которые сидели кучками — беседовали друг с дружкой. Вышел и архиерей на палубу, стал ходить взад и вперед по мосту. Подошел архиерей к носу, видит, собралась кучка народа. Мужичок показывает что-то рукой в море и говорит, а народ слушает. Остановился архиерей, посмотрел, куда показывал мужичок: ничего не видно, только море на солнце блестит. Подошел поближе архиерей, стал прислушиваться. Увидал архиерея мужичок, снял шапку и замолчал. Увидал и народ архиерея, тоже сняли шапки, почтенье сделали…— Не стесняйтесь, братцы,— сказал архиерей. — Я тоже послушать подошел, что ты, добрый человек, рассказываешь.
— Да вот про старцев нам рыбачок рассказывал,— сказал один купец посмелее.
— Что про старцев? — спросил архиерей, подошел к борту и присел на ящик. — Расскажи и мне, я послушаю. Что ты показывал?
— Да вот островок маячит,— сказал мужичок и показал вперед в правую сторону. — На этом самом островке и старцы живут, спасаются.
— Где же островок? — спросил архиерей.
— Вот по руке-то моей извольте смотреть. Вон облачко, так полевее его вниз, как полоска, виднеется.
Смотрел, смотрел архиерей, рябит вода на солнце, и не видать ему ничего без привычки.
— Не вижу,— говорит. — Так какие же тут старцы на острове живут?
— Божьи люди,— ответил крестьянин. — Давно уж я слыхал про них, да не доводилось видеть, а вот запрошлым летом сам видел.
И стал опять рассказывать рыбак, как ездил он за рыбой, и как прибило его к острову к этому, и сам не знал, где он. Поутру пошел ходить и набрел на земляночку и увидал у земляночки одного старца, а потом вышли и еще два; покормили и обсушили его и помогли лодку починить.
— Какие же они из себя? — спросил архиерей.
— Один махонький, сгорбленный, совсем древний, в ряске старенькой, должно, годов больше ста, седина в бороде уж зеленеть стала, а сам все улыбается и светлый, как ангел небесный. Другой ростом повыше, тоже стар, в кафтане рваном, борода широкая, седая с желтизной, а человек сильный: лодку мою перевернул, как ушат, не успел я и подсобить ему,— тоже радостный. А третий высокий, борода длинная до колен и белая как лунь, а сам сумрачный, брови на глаза висят, и нагой весь, только рогожкой опоясан.
— Что ж они говорили с тобой? — спросил архиерей.
— Все больше молча делали, и друг с дружкой мало говорят. А взглянет один, а другой уж понимает. Стал я высокого спрашивать, давно ли они живут тут. Нахмурился он, что-то заговорил, рассердился точно, да древний маленький сейчас его за руку взял, улыбнулся,— и затих большой. Только сказал древний «помилуй нас» и улыбнулся.
Пока говорил крестьянин, корабль еще ближе подошел к островам.
— Вот теперь вовсе видно стало,— сказал купец. — Вот извольте посмотреть, ваше преосвященство,— сказал он, показывая.
Архиерей стал смотреть. И точно, увидал черную полоску — островок. Посмотрел, посмотрел архиерей и пошел прочь от носу к корме, подошел к кормчему.
— Какой это островок,— говорит,— тут виднеется?
— А так, безыменный. Их много тут.
— Что, правда,— говорят,— тут старцы спасаются?
— Говорят, ваше преосвященство, да не знаю, правда ли. Рыбаки,— говорят,— видали. Да тоже, бывает, и зря болтают.
— Я желаю пристать к острову— повидать старцев,— сказал архиерей. — Как это сделать?
— Кораблем подойти нельзя,— сказал кормчий. — На лодке можно, да надо старшо́го спросить.
Вызвали старшо́го.
— Хотелось бы мне посмотреть этих старцев,— сказал архиерей. — Нельзя ли свезти меня?
Стал старшо́й отговаривать. — Можно-то можно, да много времени проведем, и, осмелюсь доложить вашему преосвященству, не стоит смотреть на них. Слыхал я от людей, что совсем глупые старики эти живут, ничего не понимают и ничего и говорить не могут, как рыбы какие морские.
— Я желаю,— сказал архиерей. — Я заплачу за труды, свезите меня.
Нечего делать, распорядились корабельщики, переладили паруса. Повернул кормчий корабль, поплыли к острову. Вынесли архиерею стул на нос. Сел он и смотрит. И народ весь собрался к носу, все на островок глядят. И у кого глаза повострее, уж видят камни на острове и землянку показывают. А один уж и трех старцев разглядел. Вынес старшой трубу, посмотрел в нее, подал архиерею. «Точно,— говорит,— вот на берегу, поправей камня большого, три человека стоят».
Посмотрел архиерей в трубу, навел куда надо; точно, стоят трое: один высокий, другой пониже, а третий вовсе маленький; стоят на берегу, за руки держатся.
Подошел старшой к архиерею. — Здесь, ваше преосвященство, остановиться кораблю надо. Если уж угодно, так отсюда на лодке вы извольте съездить, а мы тут на якорях постоим.
Сейчас распустили тросо, кинули якорь, спустили парус — дернуло, зашаталось судно. Спустили лодку, соскочили гребцы, и стал спускаться архиерей по лесенке. Спустился архиерей, сел на лавочку в лодке, ударили гребцы в весла, поплыли к острову. Подплыли как камень кинуть; видят — стоят три старца: высокий — нагой, рогожкой опоясан, пониже — в кафтане рваном, и древненький сгорбленный — в ряске старенькой; стоят все трое, за руки держатся.
Причалили гребцы к берегу, зацепились багром. Вышел архиерей.
Поклонились ему старцы, благословил он их, поклонились они ему еще ниже. И начал им говорить архиерей.
— Слышал я,— говорит,— что вы здесь, старцы божии, спасаетесь, за людей Христу-богу молитесь, а я здесь, по милости божьей, недостойный раб Христов, его паству пасти призван; так хотел и вас, рабов божиих, повидать и вам, если могу, поучение подать.
Молчат старцы, улыбаются, друг на дружку поглядывают.
— Скажите мне, как вы спасаетесь и как богу служите,— сказал архиерей.
Воздохнул средний старец и посмотрел на старшего, на древнего; нахмурился высокий старец и посмотрел на старшего, на древнего. И улыбнулся старший, древний старец и сказал: «Не умеем мы, раб божий, служить богу, только себе служим, себя кормим».
— Как же вы богу молитесь? — спросил архиерей.
И древний старец сказал: «Молимся мы так: трое вас, трое нас, помилуй нас».
И как только сказал это древний старец, подняли все три старца глаза к небу и все трое сказали: «Трое вас, трое нас, помилуй нас!»
Усмехнулся архиерей и сказал:
— Это вы про святую троицу слышали, да не так вы молитесь. Полюбил я вас, старцы божий, вижу, что хотите вы угодить богу, да не знаете, как служить ему. Не так надо молиться, а слушайте меня, я научу. Не от себя буду учить вас, а из божьего писания научу тому, как бог повелел всем людям молиться ему.
И начал архиерей толковать старцам, как бог открыл себя людям: растолковал им про бога отца, бога сына и бога духа святого и сказал:
— Бог сын сошел на землю людей спасти и так научил всех молиться. Слушайте и повторяйте за мной.
И стал архиерей говорить: «Отче наш». И повторил один старец: «Отче наш», повторил и другой: «Отче наш», повторил и третий: «Отче наш». — «Иже еси на небесех». Повторили и старцы: «Иже еси на небесех». Да запутался в словах средний старец, не так сказал; не выговорил и высокий, нагой старец: ему усы рот заросли — не мог чисто выговорить; невнятно прошамкал и древний беззубый старец.
Повторил еще раз архиерей, повторили еще раз старцы. И присел на камушек архиерей, и стали около него старцы, и смотрели ему в рот, и твердили за ним, пока он говорил им. И весь день до вечера протрудился с ними архиерей; и десять, и двадцать, и сто раз повторял одно слово, и старцы твердили за ним. И путались они, и поправлял он их, и заставлял повторять сначала.
И не оставил архиерей старцев, пока не научил их всей молитве господней. Прочли они ее за ним и прочли сами. Прежде всех понял средний старец и сам повторил ее всю. И велел ему архиерей еще и еще раз сказать ее, и еще повторить, и другие прочли всю молитву.
Уж смеркаться стало, и месяц из моря всходить стал, когда поднялся архиерей ехать на корабль. Простился архиерей с старцами, поклонились они ему все в ноги. Поднял он их и облобызал каждого, велел им молиться, как он научил их, и сел в лодку и поплыл к кораблю.
И плыл к кораблю архиерей, и все слышал, как старцы в три голоса громко твердили молитву господню. Стали подплывать к кораблю, не слышно уж стало голоса старцев, но только видно было при месяце: стоят на берегу, на том же месте, три старца — один поменьше всех посередине, а высокий с правой, а средний с левой стороны. Подъехал архиерей к кораблю, взошел на палубу, вынули якорь, подняли паруса, надуло их ветром, сдвинуло корабль, и поплыли дальше. Прошел архиерей на корму и сел там и все смотрел на островок. Сначала видны были старцы, потом скрылись из вида, виднелся только островок, потом и островок скрылся, одно море играло на месячном свете.
Улеглись богомольцы спать, и затихло все на палубе. Но не хотелось спать архиерею, сидел он один на корме, глядел на море, туда, где скрылся островок, и думал о добрых старцах. Думал о том, как радовались они тому, что научились молитве, и благодарил бога за то, что привел он его помочь божьим старцам, научить их слову божию.
Сидит так архиерей, думает, глядит в море, в ту сторону, где островок скрылся. И рябит у него в глазах — то тут, то там свет по волнам заиграет. Вдруг видит, блестит и белеется что-то в столбе месячном; птица ли, чайка или парусок на лодке белеется. Пригляделся архиерей. «Лодка,— думает,— на парусе за нами бежит. Да скоро уж очень нас догоняет. То далеко, далеко было, а вот уж и вовсе виднеется близко. И лодка не лодка, на парус не похоже. А бежит что-то за нами и нас догоняет». И не может разобрать архиерей, что такое: лодка не лодка, птица не птица, рыба не рыба. На человека похоже, да велико очень, да нельзя человеку середь моря быть. Поднялся архиерей, подошел к кормчему:
— Погляди,— говорит,— что это?
— Что это, братец? Что это? — спрашивает архиерей, а уж сам видит — бегут по морю старцы, белеют и блестят их седые бороды, и, как к стоячему, к кораблю приближаются.
Оглянулся кормчий, ужаснулся, бросил руль и закричал громким голосом:
— Господи! Старцы за нами по морю, как по суху, бегут! — Услыхал народ, поднялся, бросились все к корме. Все видят: бегут старцы, рука с рукой держатся — крайние руками машут, остановиться велят. Все три по воде, как по суху, бегут и ног не передвигают.
Не успели судна остановить, как поравнялись старцы с кораблем, подошли под самый борт, подняли головы и заговорили в один голос:
— Забыли, раб божий, забыли твое ученье! Пока твердили — помнили, перестали на час твердить, одно слово выскочило — забыли, все рассыпалось. Ничего не помним, научи опять.
Перекрестился архиерей, перегнулся к старцам и сказал:
— Доходна до бога и ваша молитва, старцы божий. Не мне вас учить. Молитесь за нас, грешных!
И поклонился архиерей в ноги старцам. И остановились старцы, повернулись и пошли назад по морю. И до утра видно было сиянье с той стороны, куда ушли старцы.
* * *
По мотивам рассказа снят фильм, в нём старичков частично уже воцерковили, раз в год к ним приезжает священник для совершения таинств Покаяния и Святого Причащения. Почему же он не научил их молитвам, авторы фильма не объяснили.
* * *
Многие люди искренне умиляются фильму, но бросаются в глаза некоторые нестыковки.
1. Наверно, благочестиво было считать автором притчи старца Павла (Груздева) (†1996), но не в век интернета, когда поиск автора занимает меньше минуты.
2. Рассказ написан Толстым в 1886 году. Это время духовного кризиса писателя. В каноническом праве есть важный принцип: mens legislatoris – намерение законодателя. Он требует понять, какова была цель составителей того или иного церковного канона. Например, почему запрещено мыться в бане с иудеями или почему наша Пасха не должна зависеть от иудейской. Можно провести параллель и с нашим рассказом, пытаясь понять, что двигало Толстым при его написании? Очевидно, что противопоставление абстрактного внецерковного «христианства» христианству церковному. Автор в яркой и убедительной форме пытается доказать, что любая мантра ведет к Богу, а чудо является критерием истинности религиозной практики.
Получается, что излишними были Боговоплощение, Крест и Воскресение, достаточно лишь повторять придуманную фразу с туманным смыслом. Далее уже можно делать вывод, что молитва Гермесу, Велесу или молитва буддиста пустоте столь же богоугодна, как молитва стариков «Троевасу».
3. Обратим внимание на библейскую цитату в начале рассказа. Именно ее автор пытается проиллюстрировать своим дальнейшим повествованием, примитивно толкуя смысл слов Христа. См. подробнее: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники».
4. А эту цитату можно включать в пособие по сектоведению: Забыли, раб божий, забыли твое ученье!
Заметим, твоё учение… (Из фильма эту фразу убрали). С какой лёгкостью старики бросились изучать учение некоего «раба божия».
Страшно предположить, что бы было, если бы вместо растерявшегося архиерея к ним нагрянули современные сектанты… Свидетели Иеговы или мормоны точно бы довершили начатое. 🙂
Чистота сердечная вовсе не равнозначна духовной всеядности.
5. Получился замечательный душевный лубок, внешне привлекательный, но ядовитый по содержанию. Наверно, не знали молитвы Господней в XIX веке только инопланетяне. Церковное же Предание даёт нам принципиально иные примеры:
«Зосима, услышав, что она упомянула слова Писания, из Моисея и Иова, спросил ее:
– А ты читала псалмы, госпожа моя, и другие книги? – Она же улыбнулась на это и говорит старцу:
– Поверь мне, не видела я лица человеческого с тех пор, как узнала эту пустыню. Книгам никогда не училась. Не слышала даже никого, поющего или читающего их. Но Слово Божие, живое и действенное, само учит знанию человека».
- [*] Из жития прп. Ефрема Сирина:
«Один из богоносных отцов видел во сне светлого, сиявшего, подобно ангелам, мужа. Он держал в руке исписанный свиток и спрашивал:
– Кто может принять и сохранить этот свиток?
Голос свыше отвечал ему:
– Никто другой, кроме Ефрема, угодника Моего.
Перед явившимся мужем стоял Ефрем. Он открыл свои уста, а муж вложил ему в рот свиток. Преподобный Ефрем съел свиток, а затем, вскоре после этого, начал говорить и писать назидательные речи, приводившие в умиленье каждого, читавшего их и слушавшего.…».
- [*] Список можно продолжить хотя бы житием прп. Романа Сладкопевца… Из наших современников можно вспомнить. прп. Паисия Святогорца. Он закончил лишь начальную школу, но его духовные рассуждения, советы и молитвенная практика всецело находятся в русле Священного Предания Церкви.
6. Боюсь даже предположить, как бы молились старички после кончины одного из них, как бы они переиначили свою молитвенную пословицу…
* * *
Публикуем статью, открывающую христианский первоисточник притчи:
«Трое вас и трое нас»? История одной притчи
Вероятно, многим из участников сообщества известна притча «Трое вас и трое нас», составленная Л. Н. Толстым в 1886 г. В этой притче рассказывается, как некий архиерей плыл из Архангельска на Соловки и причалил по пути к безымянному островку, на котором встретил трех старцев, которые молились, обращаясь к Троице: «Трое вас, трое нас, помилуй нас!» Архиерей, не без превозношения над этими простецами, научил их молитве Господней и отплыл. Но наутро оказалось, что старцы забыли молитву, которой архиерей научил их; тогда они пешком по воде добежали до корабля и просили епископа повторить для них молитву, на что тот, устыдившись их святости, ответил: «Доходна до Бога и ваша молитва, старцы Божий. Не мне вас учить»[1].
В таком виде данная притча имела очень «толстовский» характер: тут и о неважность и ненужность догматов, и образ архиерея как человека высокомерного, посрамленного «святой простотой» старцев, и главное — мысль: все равно, как молиться, лишь бы искренне.
Тем не менее, притча эта в несколько видоизмененном виде встречается и у православных подвижников благочестия. Одна из духовных дочерей прп. Амвросия Оптинского указывает, что он рассказывал ей эту притчу в сокращенном виде; однако пустынники в этой версии обращались со словами «Трое вас, трое нас, помилуйте нас!» к Трем Святителям, а не к Троице[2]. Но вывод был тот же: «Молитесь, как умеете». Старец Амвросий почил в 1891 г., так что он вполне мог читать притчу Толстого и переработать ее в более православном ключе (такой вариант кажется более правдоподобным, чем обратное влияние, по причинам, о которых мы скажем дальше).
Также использовал эту притчу (в еще более близком толстовскому варианте, но с обращением к Троице: «Трое вас и трое нас, помилуй нас, Один Бог!») и блаженной памяти архим. Павел (Груздев)[3].
Вероятно, видя умилительный сюжет притчи, составленной Толстым, наши старцы пытались переработать ее и очистить от явного еретичества, чтобы православные могли извлечь из нее пользу. Однако им явно было неизвестно настоящее происхождение данного рассказа и его подлинная концовка, о которых мы расскажем далее.
Происхождение притчи
В действительности данный рассказ был записан прмч. Вассианом Муромцевым со слов прп. Максима Грека и сохранился в передаче князя Андрея Курбского[4]. Архиереем из притчи в версии прп. Максима был не кто иной, как свт. Августин Блаженный. Он встретил на острове, к которому был вынужден причалить во время плавания, некоего пустынника, знавшего церковные молитвы, но со множеством ошибок (ни о каком «трое вас и трое нас» речи, разумеется, не шло!). Святитель научил пустынника молиться правильно и отплыл. Далее сюжет развивается знакомым по толстовской притче образом: пустынник, забывший слова молитвы, нагоняет отплывший корабль по воде и просит епископа повторить молитвы заново. Св. Августин в слезах пал к ногам старца и отказался учить его, стыдясь столь великой святости. Однако именно здесь древняя святоотеческая притча решительно расходится с толстовской переработкой: старец отказывается вернуться на свой остров, пока архиерей не выучит с ним церковных молитв: «Никако же престану моляся ти, ниже к собе возвращуся, дондеже молитвы благочинием изучиши»! Воздавая почтение святости старца-простеца, прп. Максим, тем не менее, подчеркивает важность и значимость правильного совершения молитвословий и показывает, что «простая вера», если она подлинна, никогда не избегает церковного научения. Антиклерикальная и адогматическая история Толстого, тем самым, по смыслу прямо противоречит исходному варианту рассказа. Логично было бы предположить, что сам прп. Максим позаимствовал эту притчу из западных источников в годы своей юности, когда жил в Италии, однако исследователями какой-либо латинский оригинал не выявлен.
Разумеется, трудно предположить, что прп. Амвросий изначально так видоизменил притчу, измыслил трех старцев, присказку «трое вас и трое нас» и придал рассказу окончание «Молитесь, как умеете», поскольку старец был человеком строго церковного духа (вспомним его приверженность православной догматике и Символическим книгам[5]). По всей видимости, его версия сюжета, как и версия о. Павла Груздева, была попыткой «воцерковить» рассказ Толстого. Сам же Лев Николаевич познакомился с сюжетом от олонецкого сказителя В. П. Щеголёнка[6]: сказание в его исходном виде (с одним пустынником и без «трое вас и трое нас») имело широкое распространение в народе[7].
Остается только сожалеть, что толстовская притча в массовом сознании прочно затмила рассказ прп. Максима Грека.
Сказание прп. Максима
«Бывшу иногда святому Августину на Карфагенстем соборе преимеющим сопрестолником в западных епископех, преизобилия ради мудрости его, и мудрствующе вкупе единением духа с восточными святители, и по совершении догматов о правоверии священнаго сего собрания возвращающуся ему ко своей епископии, и плавающу ему морем, и принесен бысть корабль по Божию строению к некоему острову, пусту и ненаселену человеки. И егда близ его быв, утвердивши корабль якорьми нужны ради волн, сущии же от корабля изыдоша на остров прохлаждения ради, видевше на нем овощие различное. И егда разыдошася в внутренняя острова, и обретоша на нем человека некоего пустынника, нага суща и многолетна. И приведоша его к Августину, Августин же вопроси его, аки хотя ведати о нем известно, кто и каков родом, и откуду, и како прииде на пустое сие место, и о пребывании его, и о нуждах телесных от горения солнечнаго и от мраза в зимнее время, и о пищи.
Он же извести ему, яко рожден быв во Африкийской земли от христианых родителей, от чреды же убогих и земледелателству прилежащих, от языка же Италийска: “И к страданию прилежах на селе с родителями моими, и во время Господних праздник прихождах к церкви, и слышах во учении Христове глаголема: аще кто не отречется всех своих, и не возмет креста своего, и во след Мене не грядет, несть Мне достоин. Аз же сие слышах, и сего ради оставих родители и землю свою, и обретох мал кораблец, и преплых на остров сей, и пребываю в пустом сем месте многи уже лета, любве ради Христа моего, покрываемь и помогаемь благодатию Его от всех приключающихся скорбей и от нужд телесных; и не видех зде лица человечя во вся лета пришед от вселенныя, разве вас, и питаюся овощием острова сего”.
Августин же паки вопроси его: “Егда во вселенней пребывал еси, навыче ли какое книжное учение, и кои молитвы зде к Богу глаголеши?” Он же рече: “Учению книжному ни мало причастен есмь, зане от родителей нудим бех ко сродному ми земледелателству, и во младости моей краткия молитвы навыкох, всем христианом обыкновенные, и сими молю всемилостиваго Бога” Августин же повеле их изрещи все по ряду. Он же нача глаголати молитву, Господним учеником преданную, еже есть “Отче наш”, и иные краткие молитвы, отнюдь неискусно и несогласно, горняя долу поставляя, и иная же онако глаголаше. Августин же подивися любви его к Богу, и. терпению мужа, и неискуству, и учаше ему молитвы оны изъуст со благочинием, и яко же лепо. Он с радостию и усердием многим приемля учимая ему от епископа. И егда бысть ветр благополучен, епископ же поучив старца, и ризою своею наготу его одев, и плавая во своя си. Кораблю же шествие плавание погодно зело творящиеся.
И по сем во вторый день корабленицы на верху седяще корабля, узревше издалеча, аки подобие человека, паче меры быстрейшим шествием, аки птица скоропарящая, или стрела стреленная от лука пресилных мышцей, прямо стремлением к кораблю грядущи. Они же зряще сия и дивляхуся, мневше первее, яко зверя морскаго человекообразна, или приведение. Егда же близ корабля быв видимое, и постизая корабль нача вопити велегласно: “Ждите, рече, Господа ради, ждите мене грешнаго!” Корабленицы же, слышавше глас человечь и ужасшеся о преславном сем видении, и текше внутрь корабля и возвестиша сие епископу. Епископ скрейше изыде со всеми сущими с ним в вышняя корабля, видети преславное, и узрев старца онаго к кораблю текуща, его же на острове молитвам учаше, на дарованной его ризе плавание оно дивне творяще: пол ея на море послав и седяше на ней, и пол ея держаше вместо паруса простерту. И егда к кораблю приплыв, и взыде на корабль.
Епископ же Августин видев сие преславное видение, радости и ужаса исполнився и, воззрев на небо, рече: “Благодарю Ти, Господи мой царю, прежде бо Тя слышах по волнам морским пешя ходяща, ныне же вижю угодника Твоего преестественным плаванием на великом сем мори плавающа, вместо ветра и навклира Тебе Христе, и Духа Святаго наставника с собою имуща”.
И по сем паде пред ногами старца, со всеми сущими его. Старец же, воздвизая его, от простоты и незлобия нрава, глаголаше ему: “Восстани, о епископе, молю ти ся, забых молитвы оны, тобою изученные, и молю ти ся ныне, паки изучи ми их, яко же лепо”. Епископ же Августин со страхом и рыданием слезным рече ему: “Прости мя, преподобный и пречестный авва, яко много согреших к тебе, зазрех твоему неискуству, в пустыни сокровенному от вселенныя безценному сокровищу, емуже не бе достоин весь мир; несмь бо есмь достоин на святое лице твое зрети, нежели тя, ангела Божия, учити”.
Старец же ко епископу глаголаше: “Никако же престану моляся ти, ниже к собе возвращуся, дондеже молитвы благочинием изучиши”. Августин же устыдеся святости старца, и послушанием ему преклонися паки учя его обычным молитвам. Старец же вытвердив молитвы, изыде из корабля, и сяде паки на ризу свою, возвратился в пустыню, плавая морем со скорейшим стремлением по первому обычаю. Епископ же отплыв ко своей епископии во Ипон град, аки обогащен и одарен от Бога мздою, зрением преестественнаго чудо действа и видением плотнаго ангела, исповедая всем на пользу».
Примечания
[1] Толстой Л. Н. Три старца // Собрание сочинений в 22 т. М., 1982. Т. 10. С. 342-347
[2] Агапит (Беловидов). Жизнеописание в Бозе почившего оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М., 1900. Ч. 2. С. 59
[3] Притчи православных старцев. М., 2012. С. 124-126
[4] Калугин В. В. «Книга святого Августина» в русской письменности XVI-XIX веков // Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М., 2002. С. 118
[5] Сборник писем Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М., 1995. С. 101–102
[6] Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 90 т. М., 1957. Т. 25: Произведения 1880-х годов. С. 707-708
[7] Калугин В. В. «Книга святого Августина» в русской письменности XVI-XIX веков // Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М., 2002. С. 121
[8] Повести А. М. Курбского об Августине Гиппонском // Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 347-349.
Источник: https://vk.com/@aletheia-troe-vas-i-troe-nas
Комментировать