В предлагаемом докладе предполагается вычленение и рассмотрение разного рода суеверий, услышанных и зафиксированных в музейной среде. Отдельные из них приводятся в исследовательской литературе. Другие были услышаны лично мною и остались в записных книжках.
Суеверия присущи целым народам и каждому отдельному человеку.
В основе суеверия лежит обожествление сил природы. Однако кроме верховных богов в любой религиозной системе существует то, что получило название «низшей мифологии», — мелкие загадочные сверхъестественные существа, населявшие леса, водоемы, болота, дом. Все непонятное, загадочное объяснялось деятельностью этих существ. Они могли помогать или мешать людям, могли быть добрыми и злыми. Люди, со временем закрепившие за своими мифическими персонажами особые функции, стали связывать с тем или другим из них определенные жизненные ситуации, свои удачи и промахи. Постепенно сложилась целая система различных по значению и свойствам образов. О них складывались рассказы, и именно они дают нам возможность в настоящее время анализировать и изучать природу русских суеверий. Еще в 1940-е годы М. К. Азадовский ставил задачу издания отдельных суеверных народных рассказов, основанных на поверьях о «нечистой силе», но отразивших, по словам исследователя, не только «мир суеверных представлений народа, но и сложную систему его этических взглядов». В наше время в поле внимания исследователей попали суеверия моряков, летчиков, спортсменов, шоферов и даже челноков. То, что люди этих профессий особенно суеверны, понятно: их род занятий связан с постоянным риском.
Работа в музее позволила выделить определенный пласт суеверий музейщиков. Они существенно отличаются от суеверий перечисленных профессий.
В предлагаемом докладе предполагается вычленение и рассмотрение разного рода суеверий, услышанных и зафиксированных в музейной среде. Отдельные из них приводятся в исследовательской литературе. Другие были услышаны лично мною и остались в записных книжках.
В 1974 году, находясь на экскурсии в Познани, в резиденции польских королей, о «Даме в белом» кисти неизвестного художника экскурсоводом было сказано, что (цитирую дословно) «от глаз этой женщины нельзя уберечься, если вы оказались в этом зале». И далее: «Фигуру этой женщины, гуляющей по саду и по залам, видели очень многие». Познанский музей является историческим памятником, и приведенное суеверие выглядит олицетворением этой памяти.
Идея памяти, особенно памяти исторической, являющаяся неотъемлемой составляющей музея, приводит к тому, что часть музейных суеверий связана как раз с музеями историческими и мемориальными, то есть с заложенной в них исторической памятью. Вот рассказ о Павле I и его резиденции — Михайловском замке: «Навечно прописанный в Михайловском замке, Павел и сегодня, как уверяют его обитатели, постоянно напоминает о себе. Его тень бродит по мрачным переходам и появляется в высоких окнах. И тогда на неожиданный скрип паркета, случайный стук двери или легкий шорох ветра люди оборачиваются и с трепетом произносят «Добрый день, Ваше величество» .
Во многих мемориальных музеях бытует предание о призраке, чаще всего человеке, умершем рано или же насильственной смертью, или же самоубийце, призрак которого, не успокоившись, продолжает тревожить мемориальный дом. К мифологии подобного рода можно отнести:
1. рассказ о призраке в одежде XVIII века, бродящем по аллеям Спасского-Лутовинова;
2. факт, что в Алабинском историко-краеведческом музее (Самара) в бытовой экспозиции, посвященной семье Ульяновых боялись ночевать сторожа. По свидетельству экскурсовода Ларисы Богдан каждое утро одеяло было слегка сдвинуто в результате посещения комнаты или духом Марка Елизарова, или самого Владимира Ильича.
3. во время выставки восковых фигур из Санкт-Петербурга охранники слышали стук каблучков княгини Голицыной, прототипа графини из пушкинской «Пиковой дамы». Вызывали даже экстрасенса, который подтвердил этот факт (от В. Сорокина, зам. директора по развитию Алабинского краеведческого музея).
4. повествование о призраке прапорщика Котляревского в Музее усадьбе Н. Г. Чернышевского, умершего молодым от тифа. Его вдова, родная сестра матери Н. Г. Чернышевского вскоре вышла замуж за Пыпина. У нее родилась двойня. По семейному преданию призрак прапорщика явился к ней и сказал, который из ее детей умрет. На следующий день так и случилось.
5. повествование о призраке дочери А.Л. Куща, работавшей в городской библиотеке, занимавшей часть помещений музея имени А. Н. Радищева, и повесившейся в подвалах музея. По свидетельству охраны, дежурящей по ночам, иногда в проходе виден ее силуэт, а временами слышатся шаги или дыхание.
6. рассказ о своеобразном полтергейсте мемориального музея А. М. Горького в Нижнем Новгороде, когда, по словам дежурной музея, расположенного в доме купца Киршбаума, где писатель проживал со своей семьей в 1901 году, «ночью на втором этаже кто-то ходит в тяжелых сапогах, двигается мебель, открываются ящики столов». Не менее странные явления наблюдали сотрудники домика Каширина. Они уверены, что встречались с привидениями: сухоньким старичком, пересчитывавшим деньги и молодой женщиной, поднимающейся по лестнице».
Подробный рассказ именно о «домиках Горького», приводимый по конкретной публикации, точно передает все подобные музейные суеверия.
Они сводятся, во-первых, к шорохам, шагам, силуэтам фигур. Во-вторых, их никто и никогда сам не видел. Он лишь слышал о них от кого-то. Как истинно фольклорное предание, оно бытует исключительно в устном виде. Их повествовательная природа близка любой «страшной истории», балладе или легенде.
Другой значительный пласт музейных суеверий касается основания музеев, музейных вещей, экспонатов. Сюжеты о них более разнообразны, часто связаны с особенностью вещи и ее историей, или же с реальными историческими лицами. Источником этих суеверий является сама функция музея как хранилища собраний разных стран и эпох. По количеству подобного рода суеверий лидируют музеи Санкт-Петербурга и, в частности, Эрмитаж.
Известно, что создание художественной коллекции Эрмитажа имело ярко выраженную политическую цель — «доказать миру, что могущественная Россия способна ослепить блеском своей культуры и цивилизации любое европейское государство» . В фольклоре факт создания Эрмитажа сводится к чисто бытовому происшествию. Согласно преданию, » прогуливаясь по Зимнему Дворцу, молодая Екатерина наткнулась в полутемной кладовке на большую картину «Снятие с креста». После смерти Елизаветы Петровны картину будто бы перенесли сюда из ее комнат. Екатерина надолго остановилась, любуясь полотном, а когда оторвалась от него, твердо решила создать у себя во дворце картинную галерею».
Два основных мифологических повествования связанных с Эрмитажными вещами касаются зала искусства Древнего Египта. Привожу первое, лично услышанное мною зимой 1990 года. Смотрительница зала искусства Древнего Египта говорила другой: «Моя-то опять ночью ходила. Я с утра пришла, стала пыль стирать, вижу: крышка криво лежит. Значит, опять вставала, опять гуляла». Речь идет о мумии, экспонирующейся в этих залах.
В другом зале выставлена статуя древнеегипетской богини Мут-Сохмет. По древнеегипетской мифологии львиноголовая богиня войны и палящего зноя решила уничтожить все человечество. В ее замысел вмешались боги. Ночью, когда Мут-Сохмет спала, они разлили вокруг нее подкрашенное в красный цвет пиво. Наутро богиня выпила пиво, приняв ее за человеческую кровь, и успокоилась. Современная эрмитажная легенда рассказывает, что богиня успокоилась не совсем, и угроза человечеству не исчезла. «Раз в году, в полнолуние, на базальтовых коленях богини появляется красноватая лужица. Но к утру, незадолго до появления первых музейных посетителей бесследно исчезает».
В музее этнографии в Санкт-Петербурге есть экспонат — муляж эскимоса с луком в руке. Нет нужды говорить о том, что и его одежда, и оружие подлинны и обладает качеством старины. Два раза за время экспонирования лук, который держит эскимос в руке, стрелял. Оба выстрела предшествовали важным событиям в жизни страны. Одним из этих событий было начало Великой Отечественной войны и Ленинградской блокады.
От сотрудников отдела русского искусства была получена информация о странном эффекте, полученном в результате подсветки «радищевского» уголка в старом здании: тени от картин и от витрины имела форму шестиугольника, вызывающего ассоциацию с гробом. Конфигурация тени сохранялась, даже когда лампочка перегорала.
Не менее загадочная история связана с другом братьев Боголюбовых отцом Нестором, в прошлом их сокурсника по Морскому корпусу, носившего в миру имя Николая Засса. Перед принятием им сана архиепископа Камчатского и Алеутского отец Нестор поменялся с Алексеем Петровичем Боголюбовы часами. Далее брат Алексея Петровича Боголюбова Николай Петрович свидетельствует: «После кончины брата наше консульство в Париже прислало эти часы мне. Я снял с них три брелока, два отправил в музей, а один оставил у себя. Спустя некоторое время я случайно открыл заднюю доску и нашел там кусочек бумажки с загадочными следующими словами: «Благослови венец лет лета благости Твоея Господи сохраняя в мире и здравии твоего Алексея на 1896 год» (т. е. год кончины Боголюбова — Н. Г.). 1896 год был для брата моего роковым годом, и о. Нестор, по всей вероятности, предчувствовал, что он будет для друга его детства последним в жизни. В жизни нашей есть много неразъяснимого, таинственного. Как бы там ни было, но брат мой никогда не говорил об этой записочке. Человек, Измаил, служивший у брата более десяти лет, сообщил мне, что за время его служения у брата часы отдавались в починку два раза, и оба раза брат тщательно вынимал записку и прятал в портфель, который всегда носил с собою».
В воспоминаниях Николая Петровича Боголюбова, хотя он, в отличие от брата не был ни коллекционером, ни создателем музея, мы видим феномен в целом присущий всем музеям в равной степени. Я имею в виду эффект определенного психологического состояния, когда вещь обретает автономию от человека и начинает жить своей собственной жизнью.
Музейные суеверия связаны с бытованием вещи в музейном пространстве. Дело в том, что вещь в музее, картина, одухотворенная именем автора и портретом изображаемого лица помимо нашей воли обретает черты живого существа. В этом плане очень интересен образ из повести «Школа мудрых правителей, фактически объясняющая эффект восприятия картины как живого существа. Персонаж этой повести, занимающийся тем, что копирует старые портреты, говорит следующее: «Разве портреты не призраки?. Человека уже на свете нет, а он смотрит на тебя с грустью или улыбается» . Очеловечивание вещи может основываться, таким образом, на природе самой вещи.
На лексическом уровне подробное восприятие вещи выражается в том, что действия, в которых предмет, картина которые должны быть объектом действия, становятся его субъектом. В предложении «Рокотов сорвался» или «Шишков пополз» (я, в данном случае привожу примеры из практики нашего музея), очевидно, происходит одушевление вещи, перенос на нее не только свойств живого, но прямо-таки, человеческого и разумного существа.
Заместитель директора по учету и хранению нашего музея неоднократно утверждала, что вещи сами определяют свое место в музее. После демонтажа выставки и возврата в хранение, они «никогда не хотят стоять на своих прежних местах». Видимо, таким образом, сказывается обретение ими нового «экспозиционного опыта» или же им «так понравилось быть на выставке», что они не желают возвращаться на место. При монтаже выставок вещь может «не захотеть находится» рядом с какой-то другой вещью. И хотя любой экспозиционер объяснит этот факт законами пропорциональности, эстетики и особенностями человеческого восприятия, в жаргоне музейщика экспонат будет наделен чертами характера, преимущественно, строптивостью и упрямством, собственными желаниями, и способностью к реализации этих желаний.
Каждый музейный работник свято верит, что (цитирую опять Л. М. Михайлову) «вещи — хозяева музея, а мы их слуги». И как хозяева они обретают индивидуальные характеры и способность эти характеры проявлять. Думается, что этим, как раз и объясняется неизбежность и закономерность антропоморфизма вещи в системе музея. Поэтому изображения портретов способны оживать, мумии двигаться, вещи перемещаться и жить отдельной от музея и выставочного пространства жизнью.
И последний аспект музейных суеверий — это приметы. Известно, что своим происхождением приметы восходят к первобытному земледельческому сознанию, когда с их помощью крестьянин ориентировался в каждодневной жизни, определяя сроки сева и уборки урожая. Определение сезонных особенностей того или иного года были неотъемлемой частью как его сознания, так и его быта. В стенах музея, в котором я имею счастье работать, я слышала две приметы. Одна из них звучит следующим образом. «Если картина во время закупки упала, то она будет куплена». Эта примета пришла в музейную среду от художников.
Факт падения картины толкуется в суеверии как определенное проявление ее желаний, а конкретно — того, что она не хочет находиться там, где находится. Истоки суеверия коренятся в стародавних повествованиях об иконах, которые, сами «выбирали» себе место, где висеть, и, оказавшись не в том храме, «сходили» со стены и висели в воздухе. Наделение предмета свойствами живого существа, то есть тот же антропоморфизм здесь очевиден.
Несколько иная природа у другой приметы. Она связана со временами года и касается вещей и материалов, из которых вещь сделана. По словам главного хранителя музея Л. Е. Дальской, «если год начинается с серебра, он будет удачным». Серебро — понятие широкое. Это может быть закупка серебряного изделия или выставка серебряной утвари. Главное, чтобы в начале календарного года возникло серебро, и тогда год будет удачно профинансирован.
Суеверие о власти металла восходит к глубокой древности, когда серебро и золото были самыми знаковыми металлами мифологий всех народов. С золотом в сознании фактически всех народов связаны идеи постоянства, достоинства, превосходства, богатства, но также и упадка, тленности, ревности, предательства. Эти образно-символическое звучание металла воплотилось в парадигматической антитезе «золотой век» — «золотой телец».
Серебро несет другую информацию: идея мздоимства, заложенная в понятии «сребролюбия» и обозначение предательства, связанное с «тридцатью сребрениками» затмевается тем значением доброго и прекрасного, который несут образы, связанные с серебром. Серебро воплощает способности, красноречие, радость, деньги. Словосочетание «серебряная связь» означает связь между преходящим и вечным, что, в целом, призван осуществлять музей. Идиома «серебряная ложка во рту» в английском языке означает удачу, успех и везение.
Таков очень небольшой круг суеверий, который нам удалось вычленить и проанализировать. Их природа та же, что и у всех остальных суеверий и мифологического сознания, которое, как показывают факты, никуда не исчезло в начале третьего тысячелетию. Мифологическому мышлению присуще метафорическое сближение природных и культурных объектов, очеловечивание окружающей среды, в том числе одушевление вещей, среди которых довелось жить и работать. Ему свойственно отчетливое разделение субъекта и объекта, но перемена их местами, разграничение предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, пространственных и временных отношений, происхождения и сущности. При этом оно всегда безразлично к противоречию и причинно-следственным связям. Объекты сближаются по вторичным чувственным качествам, близости в пространстве и времени и выступают в качестве знаков других предметов и событий.
Современному городскому фольклору в целом свойственно снижать пафос происходящего. Музейная мифология нарушает качество элитарности, познавательности, заложенное в учреждении, делает его более открытым и демократичным.
Гришина Н.А.
Материалы VIII Боголюбовских чтений. Саратовский государственный
художественный музей имени А.Н. Радищева
Комментировать