Полтора десятка лет назад некий пожилой мужчина спросил меня, действительно ли я верю в то, что после смерти душа не умирает и что с наступлением физической смерти жизнь не заканчивается. А получив мой утвердительный ответ, он произнес тихо: «А я вот не верю. Для меня смерть – это конец всему. И так мне от этого плохо…». В его голосе было столько тоски, а во взгляде – такая беспредельная мука, что сердце сжалось от боли за него.
Этот человек прожил богатую событиями, делами и мирскими благами жизнь – жизнь пеструю, разнообразную, куда более интересную внешними событиями, чем моя; жизнь, про которую принято говорить, что она удалась. Но на момент нашего разговора он был болен раком, а перед этим диагнозом равны все – он одинаково слеп и беспощаден к верующим и к атеистам. Тот мужчина скончался через два года от своей болезни, и я, вспоминая его, думаю: что же ощущал он в последние минуты перед смертью? О чем думал? Что сопровождало его в последний земной путь? Ведь он твердо был убежден, что с моментом физической смерти заканчивается всё.
Однако это для меня случай уникальный. Мой собеседник, по крайней мере, был абсолютно цельным в своих убеждениях. Он называл себя атеистом, и он таковым был. Значительная же часть людей, которые гордо заявляли мне, что не верят в Бога, в дальнейшей беседе бормотала скороговоркой: «Нет, ну что-то там такое есть… Но в Бога я не верю и в церковь не пойду!».
«У нас свободная страна, и каждый делает, что хочет», — часто повторяет в шутку мой муж. Я ничего не могу на это возразить: страна действительно свободная. Меня интересует другой момент: а во что именно верят люди, которые не верят в Бога, но при этом не отрицают существование «чего-то там».
Я сейчас сознательно не собираюсь затрагивать тему оккультизма в Православии – тема эта настолько велика, что напиши отец Андрей Кураев еще десяток столь же великолепных книг, исчерпана тема все равно не будет. Образ тетушки, которая в газетном ларьке покупает сонник, книжку Елены Рерих и календарь с чудотворными иконами, вечен, к сожалению. Он пришел к нам из русских сказок, записанных Афанасьевым (помните, как бабушка стала ставить две свечки – одну для Георгия Победоносца и одну для змия, «на всякий случай»), и оказался очень жизненным. Можно возмущаться этим, и, подобно Сигизмунду фон Герберштейну, сомневаться, в достаточной ли мере русские — христиане. И тут же в двадцатый раз задавать на сайте вопрос настоятелю Татианинского храма, что делать, если кольцо упало на пол и как уберечь младенца от сглаза.
Немного отвлекусь от основной темы. Наибольшее человеческое участие во мне вызывают две области человеческой деятельности: врачебное дело и священническое служение. Не столько даже подвижничеством и самоотречением, сколько пониманием, что именно целителям наших тел и целителям наших душ приходится видеть постоянно, ежедневно и бесконечно. И как они снова и снова дают нам рецепт на лекарство исцеления, а мы снова и снова этот рецепт то теряем, то выбрасываем, то само лекарство выплевываем, потому что оно горькое и невкусное, потому что для исцеления себя надо в чем-то ограничить… Две самые тяжелые и самые благородные профессии на земле.
Но вернемся к предмету разговора – к вере «во что-то там». Все же приведенные ранее примеры – это причудливая смесь веры в Бога и накладывающихся на нее суеверий. Примеры совершенно иного свойства, о которых я и хочу сегодня поговорить – это люди, которые в Бога не верят, но существование «чего-то там» не отрицают. Их нельзя назвать в строгом смысле слова ни агностиками, ни атеистами. Просто и грубо выражаясь, можно сказать так: в Бога не верят, но черта боятся.
Как такое может быть – вопрос не праздный. Примеры, встречавшиеся мне в жизни, поражают воображение своей причудливостью. Скажем, несколько лет назад мой знакомый, называвший себя атеистом, вдруг попросил меня подать записки о здравии его детей на Литургию. Я, естественно, поинтересовалась, крещены ли дети. Получив отрицательный ответ, объяснила, что подать записки не могу, так как за некрещеных молиться на Литургии нельзя. Ответ товарища атеиста потряс мое воображение: «Ты не захотела молиться за моих детей, потому что именно ты навела на них порчу! Ты ведьма, вот мои дети сейчас и болеют!». Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Грехов у меня хватает. «Да меня за мои грехи к раю-то и близко не подпустят», — как говорил Горкин у Шмелёва. Но вот обвинять меня в колдовстве столь же нелепо, как в том, что я ехала на мотоцикле и сбила человека. По одной простой причине: я не умею водить мотоцикл, и потому у меня его нет. Так же и в колдовстве я не разбираюсь, потому что в силу его не верю. Об этом и заявила обвинителю. «Ах, говоришь, что не веришь? Значит, точно ведьма!». И ладно бы, такое сказал полуграмотный дед преклонных годов. Нет, человек с высшим техническим (что особо забавно) образованием, занимающийся разработкой систем спутниковой связи. Инженер. Житель одного из крупнейших российских городов. И при этом твердо убежденный, что можно наслать болезнь на ребенка, никогда этого ребенка не видя и живя от него в тысяче километров. Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?
Один пример не показателен, я думаю. Приведу еще. Бывший партийный работник, преподаватель научного атеизма в городе, крупном промышленном центре, начинает поститься Великим постом. Узнав об этом, я радуюсь: может, он пришел в церковную ограду. Если бы… «Пост – это полезно для здоровья». Подобную интерпретацию мы слишком часто слышим последние двадцать лет. Вот, погодите, начнется Великий пост – газеты снова запестреют описаниями постного меню в гламурных ресторанах. Но тут речь о другом. Пост полезен для здоровья, никто не спорит, но если он нужен только в качестве диеты, то не все ли равно, в какое время диету соблюдать? Как раз конец зимы и начало весны – для диеты время тяжелое. И так зимний авитаминоз дает о себе знать. Почему бы тогда не попоститься летом, когда ограничений в мясе и не чувствуешь, при изобилии свежих фруктов, овощей, зелени, да и солнечного излучения? Почему для диеты нужно выбрать самое с точки зрения физиологии неподходящее время в году? «Ну, как сказать… Все же постятся, может, что-то там есть…». Опять это неназванное что-то. Но не Бог, ни в коем случае. Спросишь: а может, все же ты уверовал в Бога, зачем это скрывать? Нет, ни за что. Злятся. Нервничают. Начинают доказывать языком брошюрок общества «Знание», что вера в Бога – это признак темноты и отсталости. Пресловутых «попов на мерседесах» тоже поминают – эту «духовную пищу» СМИ в изобилии скармливают своей пастве. Стиль и аргументы цитат из СМИ похожи на цитаты из брошюрок общества «Знание», как два крысёнка в одном помёте. Да и неудивительно: после падения советской власти не всем удалось переквалифицироваться в управдомы, приходится как-то применять свои знания, полученные на кафедрах разнообразных марксизмов с ленинизмами. То есть, что угодно, только не мысль о Боге. Почему? Почему так боятся? У меня нет однозначного ответа на этот вопрос.
На прошлую Пасху некая блоггерша возмущалась у себя в журнале: да что, мол, такое, что это за моду взяли – Пасху праздновать, небось, при советской власти и знать не знали такого. (Ну, кто не знал, а кто и знал. Ей бы отучиться говорить за всех). И что это за примитивность такая, — исходилась она, — христосуются, будто купчихи у Островского. (Здравствуйте, уважаемые, меня зовут Фёкла Дормидонтовна, и я купчиха из пьес Островского). «Как бесов от благовеста-то корчит», — со свойственной мне нетолерантностью написала я тогда. А потом с удивлением прочла рассуждения этой же блоггерши о душе и еще чем-то таком же нематериальном. Снова – Бога для них нет, а «что-то там» вполне существует. Очень я люблю анекдот, приведенный отцом Андреем Кураевым, о православном миссионере в интеллигентской аудитории: лектор, боясь произнести слово «бес» как неподходящее для образованных людей, называет его трансцендентным злом или еще чем-то в этом роде. На это бес высовывается из-за кафедры и спрашивает возмущенно: «Как-как ты меня назвал?».
Все это было бы забавным, если бы не одно обстоятельство. Да, у нас свободная страна. И никто не запрещает верить в то, во что ты хочешь. Только если ты объявляешь ex cathedra неверие в Бога, но при этом признаешь «что-то там», задай себе вопрос: а что же это за сила, в которую ты веришь в отсутствие Бога?
Елена Костандис
Источник: Татьянин день
Комментировать